Современная психология во многом благодаря теории Л.С. Выготского имеет образ человека как существа развивающегося. Развитие реализуется в процессе овладения культурными артефактами – орудиями труда и средствами саморегуляции. Для этого нужна специальная работа по интериоризации средств, т.е. необходимо обучение. Но вращивание и выращивание средств – это не просто процесс оснащения, вооружения человека, когда он может быть уподоблен киборгу – очень сложной, многофункциональной, но ничего не чувствующей машине. Процесс обучения потому и ведёт за собою личностное развитие, т.к. перестраивает мотивационно-смысловую сферу. В свою очередь эта перестройка, это превращение человека внутренне обеспечивается работой переживания. Поэтому у Выготского человек в учении предстаёт перед нами как человек переживающий, а именно: думающий, ищущий, сомневающийся, мечтающий, пытающийся, играющий и, конечно же, любящий. Причём человек развивающийся овладевает всей этой внутренней феноменологией. В этом овладении и состоит основная линия личностного развития. Таким образом, можно зафиксировать два круга феноменов: один конституирует субъекта, владеющего собой, сознающего и принимающего решения; второй круг – это те феномены, по поводу которых данные решения принимаются (ценности, смыслы, интересы, идеалы, чувства, образы и т.п.) – пространство субъективности.

Быть субъектом – означает иметь позицию, определённость и осуществлять выборы исходя из этой своей определённости. Данная определённость (конкретность) вырабатывается путём интериоризации. Интериоризация не просто вооружает человека средствами, но позволяет структурировать мир. структурирование же – это установление границ, которые позволяют человеку быть субъектом, иметь картину мира и свой проект в жизни. сознание субъекта и есть уникальная структура, созданная из материала культуры, помогающая человеку не отражать объективный мир, но, на чём настаивал Выготский, определять значимое для себя, т.е. выживать и быть эффективным субъектом в этом мире. Т.е. интеририоризация – это процесс ограничения (определения) значимого посредством артефактов.

Есть связь идеи о переживании как о процессе построения и разрушения границ и идеи о единстве субъектности и субъективности: субъект – ограниченное существо, которое ограничивает свои смыслы и значимости, т.е. овладевает своей субъективностью, вступая во взаимодействия с миром. Поэтому переживание есть возможность для субъекта быть и наоборот субъект необходим, чтобы состоялось переживание. Реализуется эта возможность путём простраивания (ограничения) культурными средствами мира и себя в мире.

«Согласно Л.С. Выготскому, сознание не является альфой и омегой психологического исследования: за сознанием лежит жизнь. Как психолог он видит эту жизнь в мотивациях, аффектах, переживаниях человека. осознание этих бессознательных по своей сути жизненных основ психической жизни и есть магистральная линия психического развития. Слово выступает при этом как основное средство этого развития…» [2, с.75].

Таким образом, переживание есть не просто факт сознания, но факт жизни, не просто проявление жизни, но сама жизнь в разнообразии отношений человека и действительности. При этом без сознания, без субъектности переживание невозможно. Онтологизирующая роль средства отношения человека к действительности (слова в данном случае) применительно к сознанию, переживанию здесь принципиальна. Слово на службе у личности, как и вообще любой артефакт, означает и одновременно онтологизирует, развивает, превращает переживание; имеет место расширение пространства жизни в развитии значений. Самое уникальное, индивидуальное переживание невозможно без внешних, социальных по генезу средств.

Человек как субъект не только один на один миром, но и один на один с вечностью. Человек историчен, он устанавливает границы своей жизни (своего переживания) исходя из актуальных проблем (погружён в суетное), но может осознавать себя частью всеобщего человеческого движения, который и есть история. Индивидуум, вне зависимости от того, осознаёт он это или нет, живет общей судьбой человечества, разделяет с ним всё богатство переживаний, или имеет, как минимум, возможность пережить то, что пережито кем-то. «Как чудесно и неискушенно, – пишет Ф. Ницше, – и в то же время как ужасно и иронично чувствую я себя со своим познанием по отношению ко всей полноте бытия! Я открыл для себя, что прежний человеческий и животный мир, да и вообще глубочайшая древность и прошлое всего ощутимого бытия продолжает во мне творить, любить, ненавидеть, завершать, – я внезапно пробудился среди этой грезы, но пробудился лишь к сознанию, что я именно грежу и должен впредь грезить... дабы не сорваться» [3]. Обращает на себя внимание это ницшеанское «дабы не сорваться»: человек вне осознания, точнее вне переживания своей историчности, связи с тем, что шире его в пространственном, временном, смысловом плане, перестаёт быть человеком. Историзм есть не только гносеологическое требование, но и требование онтологическое.

Культурно-историческая реальность пробуждает человека для бытия, она же погружает его в сон. Любая система переживания, его схематизмы и ценностная основа, по поводу которой это переживание разворачивается, зависимы от своей предыстории. Но осознание человеком и человечеством своего прошлого позволяет занять позицию, через рефлексивное переживание определенным образом отнестись к прошлому и в известной мере овладеть им, чтобы в опоре на опыт определить направление своей жизни и в этой временной рамке решать актуальные, даже житейские проблемы. Поэтому М.К. Мамардашвили утверждал, что «современного» человека не существует, что «речь может идти лишь об историческом человеке, т.е. существе, орган жизни которого – история, путь…» [4, с.189].

счастье и несчастье бытия возможны благодаря этому органу. Выйти из небытия, стать переживающим субъектом возможно только посредством ограничивающего бытие культурного органа. Переживание – на острие времени благодаря исторически созданному функциональному органу и разворачивается в контексте актуальной ситуации. Именно поэтому культурно-историческая психология, утверждающая образ человека исторического, Человека Пути, имеет дело с реальными проблемами современного человека.

Но переживания имеют различные характеристики своего влияния на развитие личности. Переживания могут парализовать личностное именно личностный уровень бытия, стремящаяся жить насыщенно и неотчужденно, полагающая необходимым реализовать свои основные значимости, – это личность в развитии, живущая включённо и осознанно, напряжённо и активно, интересно и азартно. Такая личность выступает органом понимания и реализации главных сущностных сил – любви и творчества. Такой человек вне зависимости от сферы деятельности оказывается одновременно философом и художником жизни. «Философ» в человеке обеспечивает понимание и субъектность, «художник» отвечает за переживание вовлечённости и чудесного превращения, т.е. за «вкус жизни».

Субъект переживаний – конкретный человек, но человек, выступающий одновременно субъектом соактивности, борьбы и сотрудничества. Множественность социальных и нравственных норм, ценностей, нарастающее социальное разнообразие способствует индивидуализации переживаний. В изменчивом мире, в мире разнообразных ситуаций переживания с необходимостью выступают процессом установления и одновременного разрушения границ. В богатом, противоречивом мире ограничение, структурирование, субъектность необходимы, чтобы иметь определённость и совершать выборы. В переживании формируется интенция на Другого, т.е. переживания ограничены, всегда на границе потому, что коммуникативны. В диалоге переживания не просто проявляются, не просто оформляются, но и рождаются.

Итак, характеристики социальности, определённого типа культуры выступают пространством и смысловыми матрицами простраивания морального и нравственного поведения, в пределах которых определяется идентичность личности, субъектность (сознание) и связанная с ней субъективность (переживания). В этой связи мы можем дифференцировать моральность и нравственность. Если моральность есть ни что иное, как умение ограничивать свою свободу, когда она пересекается со свободой другого человека, то нравственность есть употребление своей свободы во имя другого человека. Это освещает жизнь смыслом.

Именно в этом «во имя» происходит и развитие нравственности, и развитие свободы, и развитие личности. Личность конституируется в переживаниях по поводу отношений с Другим. Это то, что называли экзистенциалисты заботой, придавая этому слову концептуальный смысл. И здесь сопрягаются игра как свободная, творческая деятельность, и так называемая серьёзность, ответственность человека. Нравственность всегда серьёзна, т.к. затрагивает сердцевину личности, центральные ценностно-смысловые образования. Нравственный человек осознаёт, что на кону его жизнь, которая сама для себя, сама в себе бессмысленна и просто невозможна. И эта забота о Другом принципиальна и поэтому серьёзна. В ней – ответственность свободной личности. В другом аспекте реализация нравственности есть творчество, пусть различного масштаба у различных людей, но творчество, игра. Такое творчество в проявлении заботы о другом переживается как счастье. Такое творчество становится в силу своей принципиальной важности жизнетворчеством свободной и ответственной личности.

Средства конституируют субъекта, но необходимость средств определяется субъектом. Этот факт позволяет сформировать образ человека как противоречивого начала, рождающегося при решении экзистенциальной задачи освоения и овладения сложностью своего бытия. Сама жизненная необходимость настойчиво требует к жизни переживающего человека, хотя, конечно, она ничего не гарантирует, т.к., с одной стороны, жизненная необходимость ограничена возможностью, а, с другой стороны, человек выше и шире всех средств и условий. Выбор делает человека свободным и определяет человека. Вот уж действительно: существование предшествует сущности. Нет никакой априорной сущности человека, она во внутренней работе переживания определяется через выборы, ограничивающие (структурирующие) его субъектность и субъективность.

Таким образом, трактовка интериоризации, переживания как процесса установления и разрушения границ, позволяет, во-первых, более очевидно видеть в усваиваемых человеком артефактах средство определения значимости, необходимое для построения смысловой системы (сознания); во-вторых, подчеркнуть процессуальность, динамизм переживания и личностного развития, т.к. человек склонен не только устанавливать, но и разрушать границы, стремясь к большей полноте жизни, к развитию значимостей; в-третьих, трактовать человека не как ставшее, но как становящееся, развивающееся, историческое существо, поскольку в каждой новой ситуации он должен сконструировать, определить (ограничить) направление и характер своей активности, с усилием воли (на основе имеющихся смыслов) эту активность реализовать, и, наконец, в-четвёртых, постулировать диалектику границ во внутреннем мире личности как изначально интерперсональный феномен, поскольку граница создаётся сознанием, а не потребностью, а потому процесс ограничения имеет своим предметом участливое внимание к Другому, заботу о нём, т.е. нравственное, индивидуальное самоопределение моральными средствами, которое делает переживания Другого доступными для меня и тем самым обогащает мою субъективность. Н.А. Бердяев напоминает: Бог создал мир, а человек должен сотворить свой мир.

Литература

1. Гальперин, П.Я. Система исторической психологии Л.С. Выготского / П.Я. Гальперин // Культурно-историческая психология. 2009. № 1, с. 118-123.
2. Орлов, А.Б. А.Н. Леонтьев – Л.С. Выготский: очерк развития схизиса / А.Б. Орлов // Вопросы психологии, 2003, №2, с.70-85.
3. Ницше, Ф. Весёлая наука [Электронный ресурс] / Ф. Ницше // Электронная библиотека ModernLib.Ru.
4. Мамардашвили, М.К. Как я понимаю философию / М.К. Мамардашвили. – М.: Прогресс, 1990. – 368с.