Исследования чтения и грамотности в Психологическом институте за 100 лет: Хрестоматия

1910–1920-е годы

ШПИЛЬРЕЙН Исаак Нафтульевич (1891–1937) — основатель отечественной психотехники. Обучался в Германии у В. Вундта, в 1914 г. защитил в Лейпциге диссертацию, посвященную сравнению особенностей домашнего и гимназического обучения в их влиянии на физическое развитие ребенка. В России с 1922 г. работал в психотехнической лаборатории ЦИТ в Москве, в 1923 г. организовал Лабораторию промышленной психотехники при НК Труда СССР, вошедшую в 1925 г. в состав Московского института охраны труда. В 1924—1933 гг. работал в Психологическом институте, где создал и возглавил подсекцию по психотехнике. Проводил исследование политической грамотности бойцов. Организатор и председатель Всероссийского Общества психотехники и прикладной психофизиологии (1927), ставшего с 1930 г. Всесоюзным. Был избран президентом Международной психотехнической ассоциации (1930—1931) и организовал 7-ю Международную психотехническую конференцию в Москве (1931). Репрессирован НКВД в 1935 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности, расстрелян в 1937, реабилитирован посмертно (1957).
Основные труды: Трудовой метод изучения профессий / ред. и соавтор. М., 1925; Основные вопросы профессиографии // Психофизиология труда и психотехника. М., 1928; язык красноармейца. Опыт исследования словаря красноармейца Московского гарнизона / И.Н. Шпильрейн, Д.И. Рейтынбарг, Г.О. Нецкий. М., 1928; Психотехника и психофиозиология труда. М., 1930; К вопросу о теории психотехники. М., 1931; О повороте в психотехнике. М., 1931.

ШПИЛЬРЕЙН И.Н., РЕЙТЫНБАРГ Д.И., НЕЦКИЙ Г.О.[1]

Язык красноармейца
Опыт исследования словаря красноармейца Московского гарнизона

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Литература

< …> Изучение словаря уже лет двадцать как является одной из разработанных, преимущественно американскими авторами, тем прикладной психологии. Применявшиеся здесь методы касались или объема словаря и уменья им пользоваться, или объема знаний. Основными методами были: 1) писание противоположностей к заданному списку слов (Киркпатрик), или 2) восполнение в тексте пропущенных слов (Эббингауз), или 3) определение слов, подобранных по какому-либо принципу — по трудности ли, или по принадлежности их к какимнибудь областям знания (Киркпатрик), или просто извлекая по одному последнему слову из каждой шестой страницы словаря (Терман и Чайлдс).

Первыми работами по изучению объема словаря являются исследования Киркпатрика и Баббита (1907)…; из дальнейших следует упомянуть в первую очередь о большой исследовательской работе Термана и Чайлдса (1912)… нормативно-обзорной работе Уиппла (1908)… и некоторых других. Эйрес (1911)… применил методически принципиально новый подход, основав свое исследование на подсчете слов, применяемых в частных и деловых письмах. Из 23.629 подсчитанных им слов, из беспорядочно выхваченных 2.000 писем, различных слов оказалось всего 2.001. <...>

Вопрос о сравнительной частоте отдельных слов в языке был с наибольшим размахом обследован Кедингом (1911)… который, извлекши больше одиннадцати миллионов слов из книг различных областей, получил словарь всех этих слов с указанием сравнительной частоты каждого из них. Эта последняя работа преследовала более филологические, чем психологические цели. Однако о ней необходимо упомянуть, так как методы разработки печатных текстов, применявшиеся Кедингом, были использованы и нами. <...>

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Изучение активного словаря

I. Получение и разработка материала. Источники

Отправным пунктом исследования словаря политработы в армии мы считали изучение красноармейской газеты. Дело в том, что двумя полюсами воздейственной работы, очевидно, являются живой язык красноармейской массы и писанный язык газеты. Несомненно, что газетный язык нигде и никогда не может и не должен браться за образец стиля.

Самые условия газетной работы вызывают некоторую небрежность в отношении стиля и некоторую неудачность как в построении фраз, так и в подборе слов.

Поэтому газетный язык, несомненно уступая книжному в продуманности и чистоте, в то же время должен, что ясно уже из этих рассуждений, еще больше удаляться от разговорной речи и быть наиболее трудным для понимания красноармейцев.

Но нам газетный язык нужен был, кроме того, еще для сравнения последовательных фаз развития красноармейского языка. Принимая язык проанализированных нами газет за некоторую данность, очень мало изменяющуюся в течение 1—2 лет, мы сличали язык красноармейской массы с этой данностью и могли проследить в результате годичного или двухгодичного пребывания в красной казарме значительное изменение структуры языка крестьянского молодняка в смысле приближения к печатному языку газеты. Вероятно, нужно будет искать наилучшие формы оборотов и лексикона не в деревенском языке прибывающих в армию парней и не в «испорченном» языке газет, а в некотором среднем литературном языке. Задача газетных работников — сознательно стремиться к тому, чтобы газетный язык приблизился к литературному.

Что касается живого разговорного языка красноармейца, то он, даже независимо от воли или желания говорящего, постепенно приближается к этому литературному языку, как это будет показано ниже.

Фиксация газетного языка (письменного воздействия языка)

Для фиксации газетного языка мы прибегли к самому простому, но вместе с тем самому показательному методу. Выбрав два номера газеты «Красный Воин» за 1924 г., мы переписали подряд 10.000 слов из этих газет на отдельных листках, а затем рассортировали эти листки в алфавитном порядке, опустив все собственные имена, географические названия и т.д. На основанин этих 10.000 листков оказалось возможным составить «Лексикон сравнительной частоты слов красноармейской газеты». На основании этого словаря удалось установить: 1) сравнительную частоту слов отдельных грамматических категорий, 2) процентное отношение основных форм к общему числу слов. <…>

Фиксация письменного языка красноармейцев

Материал этот состоял из 141 письма красноармейцев в редакцию «Красного Воина», предоставленного нам редакцией. Письма эти взяты были без разбора из таких, которые редакция использовала для газеты, и из писем не подошедших. Эти письма дали нам материал в 20 456 слов.

Они были так же, как и газетный текст, переписаны на карточки, которые позволили затем составить лексикон сравнительной частоты слов красноармейского письменного языка, с последующим учетом 1) сравнительной частоты слов отдельных грамматических категорий, 2) процента основных и производных форм.

Кроме этого, красноармейские письма были нами разработаны и в отношении синтаксическом, и в отношении орфографических ошибок. Анализу в отношении орфографических ошибок, конечно, не имело смысла подвергать ни стенографическую запись, ни газетный текст. Синтаксическому анализу были дополнительно подвергнуты и стенограммы.

Стенографическая фиксация устного языка политрука и красноармейца

Для уловления живого языка, которым говорит политрук с красноармейцами, нам пришлось прибегнуть к несколько другому методу фиксации, который одновременно служил нам как для целей фиксации красноармейского языка, так и языка политрука. Для сравнения нам нужно было взять не язык вообще, как он проявляется в дневниках, письмах, корреспонденциях и т.д., а язык специальнополитической области. Поэтому нужно было зафиксировать его именно тогда, когда политрук и красноармейцы находятся в обстановке, подходящей для такой фиксации. <...>

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Результаты

1. Соотношение частей речи в различных словарях.

Богатство языка. Сравнительная частота отдельных слов. Анализ

<...> И таблица и диаграмма показывают, что перед нами две группы грамматических категорий, характеризующих тот или иной словарь или группу словарей. С одной стороны, существительные, прилагательные; с другой — глаголы, наречия. Если сравнить язык прессы, писем и устный, то ясно видно, что первые категории уменьшаются от словаря прессы к языку писем и устному словарю, вторые, наоборот, увеличиваются. <...>

Преобладание существительных свойственно, очевидно, вообще письменному языку в сравнении с устным. Авторы писем и бесед у нас одни и те же — красноармейцы призыва 1901 и 1902 годов. Однако в письмах больше существительных и, естественно, связанных с ними прилагательных и меньше глаголов и наречий. Мы должны, стало быть, предположить, что преобладание существительных и прилагательных характеризует не только интеллигентский (газетный, журнальный), «искусственный» язык в отличие от народного, «естественного», но и письменный в отличие от разговорного.

Вместе с существительными и прилагательными в письменном языке (главным образом, в прессе) выше процент предлогов {13,2 — 9,9 — 9,7), меньше процент союзов (5,9 — 9,8 — 9,8), местоимений (7,7 — 11,7 — 16,4), вспомогательных и усилительных частиц (2,2 — 3,7 — 4,9). Процент междометий остается устойчивым во всех словарях.

Приведенные цифры показывают, что распределение предлогов и союзов больше характеризует язык прессы (интеллигентский) в отличие от языка (народного) письма и беседы; по местоимениям и вспомогательным частицам можно отличать как интеллигентский язык от неинтеллигентского, так и письменный от устного. По этим же цифрам можно составить себе представление о языке разговорном и писем, как о языке менее устойчивом по формам и менее точном. Газета, наоборот, в стремлении к сжатости и краткости, к «телеграфному стилю» (Винокур) усыновила много штампованных, не образных, часто даже не самых кратких (Гус и др.) выражений.

Оценка явления. Различные точки зрения

Оценить преобладание существительных в прессе, как явление само по себе положительное или отрицательное, очень трудно. Такая оценка зависит от принятых точек зрения. По Винокуру, явление это с лингво-технической точки зрения прогрессивное. Гус, Загорянский и Каганович защищают точку зрения, которую можно было бы назвать морально-эстетической: нехорошо и некрасиво так писать, как пишут сотрудники наших газет, всякое потворство такого рода письму должно осуждаться.

Можно было бы подойти к этому явлению и с точки зрения социально-экономической, как это делает по отношению к «пуризму» Р. Шор. Практически правильной точкой зрения может быть точка зрения психологии воздействия. Задача такая: данный коллектив — красноармейский, рабочий — должен понять такие-то идеи, — положим, иностранную политику советской власти. Орудие воздействия — устное или письменное Слово. Если орудие не приспособлено, мы не можем достичь цели. Хорошим орудием в данном случае будет Слово наиболее понятное, наиболее приближающееся по той области, из которой оно взято, к непосредственному опыту объекта воздействия.

Однако нет необходимости писать именно так, как мы говорим, и говорить именно так, как пишем. Это требование — только некоторый предел, а фактически дело обстоит так, что один и тот же человек по<разному строит свою речь, в зависимости от того, выражает ли он ее устно или письменно. Пример этому мы ви< дим в различной частоте отдельных грамматических элементов в письмах красноармейцев и в их же застенографированной речи. Конечно, известную роль играет в изменении их письменного языка по сравнению с устным и подражание языку книги и газеты. Но это только лишний раз доказывает, что язык книги и газеты приобрел право гражданства в качестве языка обучения. Ведь и устный язык наш меняется, в зависимости от того, говорим ли мы с ребенком или со взрослым, с неграмотной старухой или с ученым.

Интересный пример постоянной готовности к языковому переключению представляют немецкая Швейцария и Вюртемберг, где население говорит на порядком отличающихся от литературного немецкого языка наречиях (аллеманское или Schweizer-Deutsch в Швейцарии, швабское в Вюртемберге). На этих наречиях говорят все — от крестьянина до профессора — в домашней обстановке, на улице и в парламенте. Но все писанное фиксируется на литературном языке, на котором ведется преподавание и в школе и в университете. Речь, произнесенная в муниципальном совете по-аллемански, записывается на литературном языке, и в таком уже виде появляется в газете. Таким образом, жители этих стран предъявляют совершенно различные требования к устной и печатной речи, что не мешает им, однако, прекрасно понимать и ту и другую.

Хороший печатный язык — тот, который обладает наибольшей понятностью, точностью и выразительностью, но никак не самый красивый и не самый близкий к устной речи. Каждому приходилось, вероятно, вести беседы вроде следующей, действительно имевшей место в московском трамвае:

— Скажите, у Кузнецкого моста мне скоро слазить?
— Выйдете на третьей остановке после меня.
— Это где вы слезете, после этого на третьей?

Малопривычный по форме ответ переводится здесь спрашивавшим на обычный для него устный язык.

Но пресса не может так приспособляться к устному языку, чтоб перенять его форму: это лишило бы ее точности и экономности в выражениях. Необходимо только при разговоре с непривычной к книге аудиторией или при писании для нее учитывать, что слушатели или читатели медленно переводят литературный язык на более привычный устный. Здесь уместно и повторение мысли в разных формах, и говорить нужно «не часто», и логическая последовательность мыслей должна быть по возможности привычной для слушателей. В частности, надо учесть, что чисто формальная логика непригодна для этой аудитории. Никакие силлогизмы не будут поняты и во всяком случае не покажутся внутренне логически убедительными, если не очевидна для слушателей правильность основных посылок. Попытки вести доказательство на абстрактных примерах всегда встречают жизненно правильные возражения.

Так, в одном из наших опытов силлогизм: Все члены клуба — подписчики библиотеки. Иванов — член клуба. — Значит — он подписчик библиотеки, встретил отвод: «А может быть, он не успел еще записаться».

Чем больше человек имеет дело с книгой, тем более ассимилируется его мышление книжными формами, тем более подчиняется оно их стандартам. Это так же неизбежно, как неизбежно превращается, внешне ассимилируясь к городской культуре, Авдотья в Евдокию, Прохор в Павла, Иуда в Юрия. <...>

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Изучение пассивного словаря

I. Предварительные замечания

Развитие языка прежде всего представляет собою увеличение общего запаса слов, которым располагает личность для выявления своего отношения к окружающему. Чем более усложняется личность в процессе своего развития, или чем более усложняется и варьирует окружающая обстановка, тем более должен увеличиваться общий запас слов, тем богаче должен становиться язык. Но это только экстенсивная сторона развития языка, рост вширь. Вообще говоря, экстенсивный рост языка происходит под влиянием а) внешнего воздействия (подражание, чтение и т д.) и б) самостоятельного словообразования. Однако отдельное, вновь привносимое в словарь Слово никогда не является механическим слагаемым в общей сумме слов. Это новое Слово так или иначе усваивается, ассимилируется, вступая в ту или иную связь со всем прошлым «словарным опытом» личности. Здесь мы уже можем отметить качественную, интенсивную сторону в развитии языка, состоящую в том, что новое Слово не только может быть произнесено или прочитано, но что оно непременно так или иначе при этом понимается. Слова только тогда удерживаются в словаре, если они получают возможность найти в нем свое место, если они так или иначе осмыслены.

Найдут ли или не найдут новые слова это свое место в уже существующем словаре, это зависит от ряда причин, на которых мы должны будем остановиться впоследствии.

Но поскольку развитие языка состоит прежде всего в увеличении общего запаса слов (экстенсивный момент развития), то каждое вновь привносимое Слово займет прочное место в словаре лишь в том случае, если имеется возможность для индивидуума это новое Слово понять и ассимилировать (интенсивный момент развития). «Каждый испытал,— говорит Д. Дьюи,— что если узнать соответствующее название того, что было неясно и смутно, то все становится ясным и кристаллизуется». Слово психологически есть не что иное, как привычный значок для понимания какого<либо явления, вещи или отношения. Слово может быть автоматически произносимо или прочитываемо в беглой речи или при беглом чтении, но если оно представляет собой какое<то органическое достояние словаря, то этот его первоначальный психологический смысл всегда сохраняет свое значение.

Словарь, таким образом, есть совокупность всех ассимилированных, органически спаянных друг с другом слов и фраз. Речь же в каждый данный момент своего существования представляет собой лишь некоторую небольшую актуальную часть этого потенциального запаса. Этот потенциальный, общий запас заключает в себе наряду со словами, часто всплывающими над «порогом речи», т.е. переходящими в живую речь, также слова, гораздо чаще покоящиеся под «порогом речи». Отсюда мы можем различить, во-первых, активный словарь, т.е. группу слов обычной живой речи, и, во-вторых, пассивный словарь, т.е. обширный запас потенциальной «словесной энергии». Этот пассивный словарь, как это вполне понятно, гораздо обширнее активного.

Этот запас так или иначе понимаемых и ассимилированных слов постоянно изменяется, сообразно опыту личности. Изменяющиеся условия жизни, общение с теми или иными людьми — систематическое или несистематическое чтение, школа, пребывание в армии, и т.д. и т.п. — все эти разнообразнейшие факторы то обусловливают забывание, исчезновение отдельных «пассивных» слов, то образуют или реорганизуют новые их напластования и группы. Так, по мнению В. Джемса (1015)… в процессе приобретения понятий (слов) наблюдается у детей какая<то инстинктивная последовательность. В более раннем возрасте легче усваиваются понятия одного типа, в более позднем — уже другого. Из экспериментальных исследований, подтверждающих этот факт, мы можем указать, например, на известную работу Польмана о развитии понимания слов у школьников (1912)… показавшую, что различные категории слов дают у школьников одного и того же возраста различную степень понимания. Н.А. Рыбников (1926)… при исследовании деревенских детей, поступающих в школы, также обнаружил очень заметные различия в степени знакомства со словами, в зависимости от того, из какой области эти слова были подобраны, причем эти различия в степени знакомства слова колебались в пределах от 100 до нескольких %%.

Многочисленные исследования (Польман, Киркпатрик, Грегор, Ролов п др.) прямо ставят себе целью выяснить, как различна степень этой неоднородности для различных заранее подобранных категорий слов. Обычно берут 10 категорий слов по 10 слов в каждой. «При таком подборе, — пишет Н.А. Рыбников,— исходят обычно из предположения, что если субъект знаком с одной областью знания или деятельности, то он, наверное, будет знать Слово, представляющее данную область. Если же он незнаком, то его Понимание будет несовершенно или же оно будет совершенно отсутствовать».

Все это дает достаточно основания допустить существование различных и определенных комплексов, категорий пассивного словаря, напластовавшихся и организовавшихся под влиянием опыта личности.

Взаимоотношение между активным и пассивным словарями

Взаимоотношение между активным и пассивным словарями в процессе развития языка выражается такой своеобразной «дугой»: субъект воспринимает Слово (внешнее, периферическое воздействие), ассимилирует его в глубинах пассивного словаря (под «порогом речи») и затем, в случае необходимости, «реагирует» этим так или иначе ассимилированным словом в сфере активного словаря, в сфере практической живой речи. Накапливание слов сопровождается двойным отсеиванием. Часть слов, меньшая, прочно оседает в сфере активного, часть же, большая, отсеивается в потенциальную сферу пассивного словаря. Есть слова произносимые и есть слова понимаемые. В силу объективной практики жизни произносимый активный словарь всегда количественно отстает от понимаемого, пассивного словаря. <...>

Укажем еще, что взаимоотношение активного и пассивного словарей характеризуется тем, что границы их текучи, так как по существу нет такого слова, которое человек понимает, но которого не мог бы произнести. Говорю ли я обычно «лошадь» или «конь», «потому что» или «ибо», «молодой» или «юный», часто или редко произношу Слово «стабилизация» или «интеграл»,— зависит, в конечном счете, от обстоятельств. Даже в том случае, когда я не вспомню самостоятельно какого-нибудь трудного и редкого слова (Гвадалквивир, гликогенный), его, при соответствующем воздействии внешних обстоятельств, можно вспомнить и употребить. Таким образом, мы выделяем в пассивный словарь слова, которые в данное время и в данных условиях никогда или почти никогда не употребляются человеком. Активации пассивного словаря может препятствовать отсутствие внешних раздражителей, неуверенность в правильном понимании слова, бесполезность части словаря благодаря непонятности ее для среды (иноязычность, специальные термины) или социальной нецелесообразности ее применения. Говоря в другой среде, мы активируем другие слова.

Все явления языковой ассимиляции (уподобления языка) могут быть объяснены стремлением к социальной целесообразности речи, к достижению наибольшей успешности ее применения. Отсюда та оценка, с которой подходят к языку члены всякого коллектива, принимая все особенности грамматики, словаря и произношения, которые облегчают общепонятность внутри коллектива. К произношению, словарю или грамматике, отличающимся от принятых и понижающих общепонятность (иностранный говор; недостатки речи; провинциализмы — «ахти» вместо «очень», «шукать» вместо «искать»), — коллектив обычно относится как к проявлению социальной беспомощности.

Вот почему, узко ограничивая свою задачу исследованием пассивного словаря красноармейца в сфере общественно-политической, мы не скрывали от себя, что противоположение пассивность — активность имеет только количественный, а не качественный характер, и что «пассивные» в данном сочетании слова могут быть активны у другого коллектива или у этого же в других условиях. <...>

ВЫВОДЫ

1. Принятый нами метод определения слов пассивного словаря красноармейцами позволил выявить закономерный эффект политико-воспитательного воздействия в зависимости от времени пребывания в армии и рода оружия.

2. Этот эффект выражается качественно и количественно, т.е. в том, что не только сами слова пассивного словаря становятся более понятными, но и увеличивается число верно понимаемых слов.

3.Этот качественный и количественный эффект повышается со временем пребывания в армии: в 1924 году 57,0 % красноармейцев рожд. 1902 г. верно усваивали пассивный словарь, а в 1925 году эта цифра равна 70,9 %, т.е. на 25 % больше (57,0 = 100 %).

4. Пассивный словарь в известной своей части усваивается неверно: 1) вследствие ложной<звуковой ассоциации (ветеран — доктор, предрассудок — рассуждение и т.п.); 2) вследствие смыслового искажения (национализация — в пользу бедных, категории — для равенства и т.п.) Этот последний вывод приобретает важное практическое значение и должен быть учтен при рационализации политико-воспитательной работы в армии.

Пассивный словарь вливается в сознание красноармейца по двум руслам: 1) политчасы, речь политрука, 2) красноармейская печать. И в том и в другом случае пассивный словарь преподносится красноармейцам без должного учета возможности его ложного усвоения. Практически поэтому необходимо не столько избегать новых слов, усвоение каковых совершенно необходимо для повышения политического уровня развития красноармейцев, сколько специально организовать разъяснение этих слов красноармейцам. Большую роль здесь могут сыграть доски, на которых красноармейцы выписывают все непонятные им слова. Каждый политрук и каждый редактор красноармейского издания должны с особенной осторожностью вносить в опыт красноармейца каждое новое понятие, потому что так или иначе усвоенный пассивный словарь имеет все тенденции к тому, чтобы навсегда определять дальнейшее поведение усвоивших его.

5. Верное усвоение пассивного словаря определяется общим уклоном и содержанием воспитательной политработы, обусловливающимся, в свою очередь, злободневной актуальностью тех или иных проблем. Таким образом, мы имеем, вопервых, ряд слов, Понимание которых повышается под влиянием политработы, и. во-вторых, слова, которые или забываются, ввиду утери своей актуальности, или же Понимание которых не изменяется ни в сторону повышения, ни в сторону понижения (своего рода «безразличные» слова). <...>

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Общие выводы

Две части, на которые распадается наша работа, сильно различаются по своей новизне и по своему практическому значению. Исследование активного словаря в том виде, как оно было нами произведено, не является принципиальной новостью. Однако практические указания чисто статистического порядка на то, как часто встречаются в разных словарях отдельные виды грамматических категорий, позволили нам, во-первых, установить, как специфически отличается письменный язык от языка устного; во-вторых, в каких направлениях изменяется устный язык по мере роста культурного уровня говорящего. Мы видели, что не все особенности письменного языка являются особенностями более культурного способа выражать свои мысли. Мы видели, что одни и те же лица говорят и пишут совершенно по-разному и что частота разных грамматических категорий в стенограммах речи красноармейцев и в их же письмах неодинакова. Грамматическая структура языка красноармейцев в письмах приближается к грамматической структуре газетного языка, тогда как их устный язык точно так же, как устный язык политрука, сильно отличается от газетного обилием глаголов, небольшим количеством существительных и прилагательных. Между языком красноармейцев и политрука нет существенных различий. Более того, язык политрука изменяется. Он другой в каждой из обследованных групп и везде имеет в общем ту же структуру, как язык той красноармейской группы, с которой политрук занимается. <...>

[1] Рейтынбарг И.Р. и Нецкий Г.О. не были сотрудниками Психологического института.