Несмотря на то, что Слово «депрессия» прочно закрепилось как в научном дискурсе, так и в массовой культуре в качестве обозначения психического нарушения, его использование в качестве самостоятельного диагноза началось сравнительно недавно. Первоначально депрессия (от латинского deprimo – «давить») упоминалась как состояние угнетенности. Так, например, Вильгельм Грезингер в работе «Патология и терапия психических болезней» (1867) описывает подавленность как состояние, переходное по отношению к меланхолии, а Рихард фон Крафт-Эббинг в «Руководстве по безумию» упоминает «подавленные (depressed) чувства и мысли». Впервые «депрессию» как диагноз обозначает Эмиль Крепелин, описывая «маниакальную депрессию» (другое название: «маниакально-депрессивное безумие»). С точки зрения Крепелина, депрессия всегда сопровождалась манией (за исключением «инволюционной меланхолии» в пожилом возрасте), представляла из себя наследственное заболевание и в конце концов всегда приводила к тяжёлому расстройству психики (галлюцинации, сверхценный бред, глубокое нарушение когнитивных функций и помрачение сознания). В 1905 году американский психиатр Адольф Мейер предложил окончательно заменить термин «меланхолия» на термин «депрессия».

Мейер утверждает, что его желание избавиться от термина «меланхолия» обусловлено семантической неоднозначностью этого слова, разнообразием его употребления в литературе, в то время как «депрессия» имеет чёткое определение и может эффективно использоваться в психиатрическом дискурсе. К середине XX века депрессия стала частью житейской психологии, а за счёт стремительного развития антидепрессантов к концу века вытеснила из массового дискурса популярную в первой половине века психоаналитическую объяснительную модель.

Страдающий субъект пытается найти смысл своего переживания. По выражению Ницше: «Тот, кто знает, «зачем» жить, может вынести почти любое «как»». Рассмотрение душевного смятения с узкой точки зрения патологии, не-здоровья, которое характерно для биомедицинского дискурса, ведёт к слепому избеганию страдания вместо его интеграции в уникальную человеческую историю. В ходе истории у человечества рождались различные модели истолкования меланхолического состояния как отвержения субъектом своего бытия-в-мире. В зависимости от конкретных культурных условий разные представления становились преобладающими.

С точки зрения буддизма страдание и удовольствие понимаются как две стороны одной медали. Само по себе разделение между «Я» и остальным миром представляется в буддизме иллюзорным, и на этой первичной иллюзии основываются все остальные, которые ведут к страданию. Буддизм отказывает в реальности как эмпирическому миру, так и человеческой «самости». Этот подход специфичен для восточного осмысления страдания – западное сознание переживает «Я» как оторванное от окружающей реальности.

В античное время меланхолия понималась как тип темперамента, связанный с избытком черной желчи в желудке. При этом она не обязательно была сопряжена с помешательством. Платон и ученик Аристотеля Теофраст развивают представление о гениальном меланхолике, который за счёт своей высокой чувствительности способен достигать вдохновения в искусстве и глубже понять жизнь. Теофраст упоминает в качестве примера философов Эмпедокла, Сократа и Платона. Важная роль уделялась здоровой умеренности чувств (Аристотель), ограничению своих желаний (Эпикур) и самоконтролю (Зенон). С одной стороны, меланхолик обладал способностью постичь трагизм человеческой судьбы – с другой стороны, чрезмерно бурные чувства не поощрялись в Древней Греции нигде, кроме театральных представлений. Важна была ориентировка на общественное благо. Меланхолия приветствовалась, если она была сублимирована.

То ощущение неизбывной виновности, которое современный дискурс приписывает болезненному состоянию депрессивного человека, естественным образом вписано в христианскую модель мира. Джексон (1986) описывает проблему «дифференциального диагноза» – хотя состояние тоски, апатии и отчаяния роднят болезнь под названием «меланхолия» и грех под названием «уныние», только меланхолии присущи заблуждения о реальности, обеспечивающие её невиновность. Обращение с человеком зависело от того, на что будет сделан акцент – на его эксцентричное поведение (которое будет жестоко осуждено) или на необычное состояние разума (которое с большей вероятностью будет встречено сочувствием).В целом церковью меланхолия воспринималась то отрицательно, понятая как результат человеческой распущенности (Святая Тереза), то положительно, поскольку позволяла избегать земных искушений (Вильгельм Овернский). Меланхолическая мегаломания может быть приравнена к греху гордыни. В то время как в католичестве существует непреодолимая пропасть между человеком и Богом, и акцент был сделан на освобождение души от страданий в посмертном мире благодаря добродетельным поступкам, в православии страдание понималось в контексте идентификации с Христом и всеми другими страдающими существами: страдающий человек преодолевает отчуждение человека и Бога.

XV и XVI века ознаменовались утратой христианской церковью её власти, в том числе власти объяснять поведение человека.В результате возрастающего влияния протестантизма фокус внимания перенесся с общечеловеческого страдания на страдание отдельного человека. Смертные грехи становятся менее значимыми, и, в соответствии с более секулярным духом времени, грех уныния (acedia) постепенно трансформируется в грех лени (sloth). Ренессанс возрождает в светском обществе представления Аристотеля о связи меланхолии и гениальности. Возобновляется обсуждение меланхолии в контексте человеческой судьбы, она оказывается связана с богатой художественной и литературной символикой. Сатурнианский дискурс развивает итальянский философ и астролог МарсилиоФичино. В трагедии Шекспира «Гамлет» главный персонаж очень прозорлив в отношении человеческого двуличия, однако в конце концов оказывается несчастным. Претерпевание «горя от ума» и образ отчаявшегося ученого характерны для представления о меланхолии в эпоху Ренессанса.

Эпоха Просвещения характеризовалась приматом чистой рациональности и образом «человека-машины», в результате чего меланхолия снова приобрела отрицательные коннотации. Развиваются механистические представления о природе меланхолии (Джеймс, Лорри). Меланхолия описывается Филиппом Пинелем с точки зрения её и антисоциальности. Он описывает её как состояние, при котором больной сосредоточен на какой-то мысли, при этом «его настроение противоречит его обязательствам по отношению к обществу».Характерна верна в возможность решения сложных этических дилемм и избавления от страдания при помощи мышления (Кант). Однако в высшем обществе меланхолия романтизируется и становится модной: знаменитый пример – английский сплин.

В эпоху Романтизма богатый мир чувств и человеческая индивидуальность вновь «выходят на передний план». В XVIII веке в искусстве рождается направление романтизма – в «Страданиях Юного Вертера» Гёте мы видим меланхолика как жертву несчастной любви. Поощрялось непосредственное выражение чувств, природное в человеке противопоставлялось гнету со стороны общества. Жизнь воспринималась в трагическом ключе – однако страдание является благом, поскольку является защитой от инертности (Шопенгауэр) и позволяет человеку обнаружить не подлинность собственного существования (Кьеркегор).

Философы экзистенциального направления рассматривают тревогу (которая является частым спутником меланхолии) как неизбежный результат человеческой свободы. Человеку не дано предугадать, какой выбор будет наилучшим и к каким последствиям он приведет. Отказ от свободного выбора приводит к меланхолии. Нахождение индивидуального смысла (Маслоу, Франкл) и бунт против основ мироздания (Камю) позволяют достойно справляться со страданием.

Таким образом, мы рассмотрели различные представления о смысле меланхолии в различных культурно-исторических контекстах. Любые представления о меланхолии относительны и представляются единственно верными лишь для конкретных социальных групп. В современном постмодернистском обществе, когда ни одна концепция не признаётся единственно истинной, особое значение приобретает индивидуальное конструирование меланхолическим субъектом смысла своих переживаний в контексте его жизненной истории. Психотерапевт в качестве внимательного и эмпатичного слушателя может оказать ему помощь в этом.

Интересно рассмотреть преобладающие у современников представления о депрессии в контексте аксиологии культуры.Кросс-культурное исследование позволяет выявить специфическую разницу в ценностных ориентациях у представителей различных национальностей. В нашем исследовании нас интересовала американская и русская современная культурная среда. При помощи методики интерпретативного феноменологического анализа (IPA) мы проанализировали 50 текстов представителей американской и 50 текстов – представителей русской культурной среды. Эти тексты были написаны на специализированных психологических форумах: люди обращались за поддержкой и описывали свои жизненные ситуации.

В ходе анализа мы выяснили, что для американских испытуемый более значима тематика «экзистенциальной тревоги», в то время как для русских респондентов характерен отказ от какой-бы то ни было активности, перекликающийся с моделью пассивного страдания в традиционной христианской культуре. В русской выборке депрессия чаще перекликается с темой воли, что наводит на мысль об идее волевого преодоления хандры – в американской же выборке распространен биомедицинский дискурс. Для американских респондентов более важны детско-родительские отношения (в чём мы можем увидеть влияние идей психоанализа), для русских участников нашего исследования более важными оказались отношения с возлюбленными, детьми, друзьями и обществом в целом (что может говорить о вовлеченности русского человека в более широкую сетку значимых общественных связей). Для американцев значимо более важным патогенным фактором, чем для русских, оказались проблемы с трудоустройством, что может косвенно свидетельствовать о большей значимости трудовой занятости и успешной карьеры. И для русских, и для американских респондентов крайне важными оказался разрыв отношений с возлюбленным(ой) и одиночество, ощущение собственной бесполезности, тяжелое материальное положение, проблемы с весом. Это свидетельствует о ценностях социальной полезности, финансового благополучия, любовных отношений и привлекательной внешности, разделяемых представителями обеих культур. Отсутствие смысла жизни представляет из себя большую проблему как для русских, так и для американских респондентов, что лишний раз подчёркивает важность аксиологического осмысления страдания.

Литература

1. Бардыкова И.В. Концептуализация феномена страдания в истории культуры. Дисс. канд. философ. наук. – Белгород, 2007.
2. Вадеев А.Г. Феномен страдания в культуре современности. Дисс. канд. филос. Наук – Новгород, 2005.
3. Грицков Ю.В. Феномен страдания и способы его освещения в культу- ре. Дисс. д-ра фил. наук– Омск: 2006.
4. Кемпинский А. Меланхолия. – М.: Наука, 2002.
5. Кристева Ю. Чёрное солнце. депрессия и меланхолия / Пер. с фр. – М.: Когито-Центр, 2010.
6. Перлоу К. Образ меланхолии и развитие идиомы Барокко // Пер. англ. Проскуряков В.Н. http://hermeticsociety.ru/researches/perlow.htm
7. Фуко М. История безумия в классическую эпоху – М.: АСТ, 2010
8. Юханнисон К. История меланхолии – М.:Новое литературное обозрение, 2011.
9. Kleinman F. Culture and Depression: Studies in the Anthropology and Cross-cultural Psychiatry of Affect and Disorder – California: University of California Press, 1985
10. Klibansky R., Panofsky E., Saxi F. Saturno e la melanconia – Torino: Einaudi, 1964
11. Lawlor C. From Melancholia to Prozac: A History of Depression – Oxford: Oxford University Press, 2012.