«Мотивация и личность»
Глава 9
Некоторые теоретические соображения об источниках деструктивного поведения
Я призываю окончательно отказаться от того, чтобы рассматривать деструктивность в качестве первичной мотивации, я призываю раз и навсегда определить ее как вторичный или производный поведенческий феномен. Такой подход означает, что мы предполагаем за любым проявлением враждебности и деструктивности некую вполне определенную причину, относимся к этим проявлениям как к реакциям организма на изменившееся состояние дел, то есть видим в них скорее результат, нежели источник. Эта точка зрения прямо противоположна расхожему мнению о том, что в основе поведенческой деструктивности лежит некая изначальная деструктивность, некий деструктивный инстинкт.
Обсуждение данной проблемы обязательно нужно начинать с разведения мотива и поведения. Мы знаем, что поведение детерминировано множеством обстоятельств, и мотивация – лишь одно из них. Вкратце можно сказать, что всякая теория поведения должна учитывать, по меньшей мере, три источника поведения:
- структуру характера,
- воздействие культуры и
- текущую ситуацию (поле).
Другими словами, изучение мотивации – лишь часть общего исследования, включающего в себя изучение трех основных детерминант поведения. Исходя из этой теоретической предпосылки, мы вправе несколько иначе сформулировать поставленные мною выше вопросы: чем детерминировано деструктивное поведение? Правда ли, что единственной детерминантой деструктивного поведения служит некая врожденная, биологически запрограммированная, ad hoc мотивация? Очевидно, что вышеизложенная предпосылка позволяет нам без труда найти ответы на эти вопросы. Мотивы, даже все вместе взятые, не говоря уж о каком-то одном специфическом инстинкте, не могут стать единственной причиной агрессивного или деструктивного поведения. Ясно, что огромную роль здесь играют культура и обстоятельства конкретной ситуации.
Можно несколько иначе подойти к решению этой проблемы. Не так уж сложно продемонстрировать, что в основе деструктивного поведения лежит такое множество самых разных причин, что станет просто неуместно говорить о каком-то единственном и всеобъемлющем деструктивном позыве. Попытаюсь пояснить свою мысль на конкретном примере.
Деструктивность может быть случайной. Устремившись к какой-то важной, значимой для него цели, человек порой, что называется, сметает все на своем пути. Ребенок, бросаясь к новой игрушке, сам того не замечая, шагает прямо по своим любимым игрушкам, топчет и ломает их (233).
Деструктивность может оказаться реакцией на базовую угрозу. Любая угроза базовым потребностям, любая угроза защитным системам организма, угроза жизни человека может вызвать реакцию тревожной враждебности, которая повышает вероятность агрессивного и деструктивного поведения. Но такого рода поведение имеет защитный характер, это не атака, а контратака.
Травма и соматическая болезнь угрожают целостности организма. Человек, у которого не сформировано базовое чувство уверенности, реагирует на эту угрозу тревогой, и в результате также возможны проявления агрессии и деструктивности с его стороны. Вспомним больных с травмами мозга, – они отчаянно пытаются сохранить пошатнувшуюся самооценку при помощи неэффективных, деструктивных действий.
Отдельно хотел бы сказать об одной форме поведения, которую мы зачастую склонны воспринимать либо как нормальную, либо вне контекста агрессии, но которая на самом деле есть разновидностью агрессивного поведения. Я имею в виду так называемое авторитарное поведение, в основе которого лежит авторитарное Мировоззрение (303). Если бы люди жили в джунглях, если бы мы подразделяли людей лишь на две категории – на тех, кто пожирает, и тех, кого пожирают, – то агрессию можно было бы считать закономерным и даже нормальным явлением. Человек, которого мы называем авторитарным, придерживается примерно такого принципа; его девиз: "Лучшая защита – нападение", он способен без всякой видимой причины осадить, отпихнуть своего ближнего, и его агрессия кажется совершенно бессмысленной до тех пор, пока мы не поймем, что это его способ защиты, что он боится подвергнуться нападению и пытается таким образом предотвратить его. Защитная враждебность проявляется в самых разнообразных формах, и они хорошо известны нам.
Динамические аспекты садомазохистского поведения к настоящему времени изучены достаточно хорошо, нам уже не нужно доказывать, что в основе агрессивного поведения может лежать целый комплекс динамических причин. Именно знание внутренней динамики агрессии побуждает нас отказаться от чрезмерно упрощенного представления об инстинктивной природе враждебности. Оно же не позволяет нам согласиться с постулатом об инстинкте власти. Анализ, проведенный Хорни и другими исследователями, ясно показывает, что и в этой области бессмысленно апеллировать к инстинкту (198, 448). Опыт второй мировой войны со всей очевидностью показал нам, что жестокость агрессора и жестокость, рожденная праведным гневом, гневом возмездия, – два разных психологических феномена.
Я привел лишь несколько примеров и оставил в стороне множество других, которые также могли бы послужить наглядным подтверждением тому, что деструктивное поведение служит лишь симптомом, лишь продуктом активности множества различных детерминант. Психолог, желающий быть последовательным в приверженности психодинамическому подходу, обязательно должен обратить внимание на тот факт, что внешне схожие деструктивные реакции могут быть вызваны совершенно несхожими причинами и обстоятельствами. Ученый не имеет права уподобляться фотокамере, которая механически регистрирует то, что попадает в объектив, его должно интересовать не только что происходит, но и почему это происходит.