Мелик-Пашаев Александр Александрович, доктор психологических наук, главный научный сотрудник Федерального государственного бюджетного научного учреждения «Федеральный научный центр психологических и междисциплинарных исследований»; Москва, Россия.

Ключевые слова: Дух, душа, тело, стремление, потребности, Самоактуализация, интенциональность.

TRIAD «SPIRIT-SOUL-BODI» IN THE MIRROR OF PSYCOLOGY

A.A. Melik-Pashaev, Doctor in Psychology, Chief Researcher, Federal State Budgetary Scientific Institution «Federal Scientific Center for Psychological and Interdisciplinary Research»; Moscow, Russia.

Key words: Spirit, soul, body, aspiration, needs, self-actualization, intentionality.

Только вершина человека — это человек. Парацельс

Предлагаемая статья не претендует на то, чтобы «решить» вынесенную в заглавие проблему или даже дать сколько-нибудь полный обзор исследований, могущих иметь к ней отношение. Я рассматриваю ее лишь как предварительную, пунктиром намеченную попытку с помощью нескольких примеров привлечь внимание к существенному аспекту внутренней жизни человека, который оказывается территорией прямого совпадения или очень близкой аналогии взглядов ученых с разным мировоззрением, принадлежащих к разным научным школам и не во всем согласных друг с другом.

Возможно, схожие фрагменты их трудов, на которые я буду ссылаться, для самих авторов, «изнутри» их концепций, не были вполне тождественны по смыслу. Но, с моей точки зрения, это лишь подчеркивает значимость такого непреднамеренного совпадения и масштаб самой проблемы, которая заслуживает осмысления на несравненно более широком психологическом, педагогическом, терапевтическом, историко-культурном материале, чем это сделано в данной статье.

Из века в век, даже из тысячелетия в тысячелетие вдумчивые наблюдатели, мыслители, врачи, много позже — психологи пытались «упорядочить» бесконечное множество неповторимых человеческих индивидуальностей, сводя их к ограниченному числу обобщенных типов.

Основанием таких классификаций становились самые разные свойства человека, от физиологических до личностных, но в большинстве случаев выделяемые типы располагались в горизонтальном измерении, как некая одноэтажная конструкция: представители разных типов различались присущими им достоинствами и недостатками, но не возвышались иерархически друг над другом. Соответственно, такие классификации не представляли собой «лестницу восхождения», не содержали скрытого указания на возможность перерастать границы своего типа, переходя на более высокую ступень осуществления человеческих возможностей и призвания.

Когда же ученые начинали строить «вертикальную» типологию, она зачастую оказывалась трехступенчатой и непреднамеренно уподоблялась или даже воспроизводила известное с «донаучных» времен отношение тела, души и духа. Начну с одного из ранних произведений крупнейшего русского философа и психолога-теоретика Н.О. Лосского [5]. Этот ученый, считавший психологию наукой о целестремительности человеческой психики, положил в основу своей классификации самодовлеющие стремления - то, «чем жив человек», что движет его жизнью, что для него самоценно, а не служит средством для чего-либо иного. При этом любой, самый отдаленный повод может способствовать возникновению или, точнее, актуализации свойственного человеку самодовлеющего стремления. (Заметим попутно: эта мысль Лосского предвосхищает учение великого физиолога А.А. Ухтомского о доминанте, которая, действуя на физиологическом, психологическом и личностном, творческом уровне преобразует, модифицирует любые впечатления и реакции человека в свойственном ей направлении [9].

Н.О. Лосский различает три основных типа людей, определяя их как чувственный, эгоцентрический и сверхличный.

К первой группе относятся люди, интересы которых сосредоточены, главным образом, на собственном теле и его потребностях. Они ведут некое «доличное» существование, не возвышаясь до интереса к собственному «я» как чему-то отличному от других людей и занимающему особое место в мировом целом.

Вторую, эгоцентрическую группу образуют те, кто интересуется именно своим «я», его совершенствованием и местом в мировом целом; это «борцы», различными способами активно самоутверждающиеся деятели. «Я» нашего повседневного самосознания обычно пребывает именно на этом уровне: снизу оно впитывает состояния, объяснимые деятельностью тела, а сверху - сверхличные творческие наития.

Третьи - люди сверхличного уровня - устремлены к тому, что лежит за пределами и собственного тела, и стремящегося к самоутверждению «я» и могут действовать даже в ущерб и тому, и другому, обнаруживая тем самым качество, которое в наше время назвали бы пассионарностью. К этой группе принадлежат выдающиеся творцы в разных сферах - религии, науки, искусства и других.

Правда, теми же видами деятельности могут заниматься и люди эгоцентрического типа, но чаще всего это будет смешано с завистью и желанием доминировать. Ученый - эгоцентрик может быть увлечен познанием, но не ради познания, а постольку, поскольку это необходимо для получения признания, для утверждения его метода, открытий, его имени. В качестве эгоцентрика в искусстве Лосский приводит пример пушкинского Сальери, который, казалось бы, всего себя посвящает музыке, и сам в это верит, но на самом деле она для него — средство, а самодовлеющим является стремление к достижениям и признанию.

Это касается и нравственной сферы: если возвышенный поступок продиктован честолюбием, он становится жалким. Аналогичная инверсия может возникать даже в сфере религиозных практик: аскет может и не заметить, что черпает свои силы в особого рода честолюбии, в стремлении возвыситься и самоутвердиться духовными подвигами.

Правда, Лосский признает, что многие великие люди в повседневной жизни, в отношениях с другими людьми проявляли «чудовищно развитое» чувство собственного достоинства, самолюбие, честолюбие, то есть характерные признаки эгоцентрического уровня. Но это не распространялось на само дело, которому они служили: в творчестве у них проявлялась более высокая способность «стушевываться перед сверхиндивидуальным, делаться носителями его» [5, c. 290].

И тогда они становились создателями великих произведений науки и искусства, которые, подобно живому организму, развиваются сами собой, согласно своей целеустремленности, а не той, какую мог бы извне придать им эгоцентрически ограниченный автор.

Н.О. Лосский видит филогенетическую параллель своей концепции в предполагаемом ходе эволюции: первый уровень — переходный от животного к человеку; второй — собственно человеческий, третий граничит с миром духов более высоких, чем человек. Есть и онтогенетический аналог: в начале жизни каждый представляет собой чувственное существо, в отрочестве и юности он сосредоточен на себе, на своей «особости» и на саморазвитии, а в дальнейшем для него может стать преобладающим сверхличное стремление. (К этому «может стать» мы еще вернемся). Автор считает, что для такого перехода человеку необходимо прожить и превзойти второй, эгоцентрический уровень.

К основной идее, отчетливо изложенной русским мыслителем, независимо от него, разными путями приходили некоторые другие ученые ХХ века, представители описательной («понимающей»), персоналистской, гуманистической психологии.

Так, немецкий психолог Ф. Лерш в работе «Строение характера» (позже названной «Строение личности») создает трехуровневую типологию характеров, основываясь на различии преобладающих у человека влечений [11, с. 99].

В первой группе, или на первом уровне, соотносимом с «доличным» уровнем Н.О. Лосского, господствуют «влечения витального бытия». Это «ощущение жизни в ее непосредственной первичности и… устремленности к цели». Это либидо, стремление к наслаждению, потребность в деятельности, в притоке новых внешних впечатлений и т. п.

Вторая группа — это влечения индивидуального «я»: потребность в самосохранении (возможно, логичнее было бы отнести ее к первому уровню), это эгоизм, воля к власти, к признанию, потребность в значимости, в самоуважении. Тут мы видим прямое совпадение со стремлениями второго, эгоцентрического типа по Н.О. Лосскому.

И, наконец, третья — это уровень надиндивидуальных влечений (сверхличных «самодовлеющих стремлений», по Лосскому)». Они направлены на соучастие в мире, но не в смысле обладания, желания-для-себя, а в смысле принадлежности индивидуального Я к миру, благодаря чему уравновешивается обособленность сознания», характерная для второго уровня. Сюда же относится чувство долга и разные формы «продуктивного соучастия» в общей жизни, в том числе — отрешенное соучастие: потребность художественная, метафизическая, религиозные искания.

Ф. Лерш делает замечание, в котором также очевидна перекличка с размышлениями Н.О. Лосского: когда стремление к достижению, которое можно было бы признать разновидностью надиндивидуальной творческой потребности, начинает служить повышению собственной значимости, оно превращается в честолюбие и уже не обращается на предмет достижения, а обслуживает интересы индивидуальнго Я, теряя самоценность и из цели превращаясь в средство.

Выдающиеся ученые, взгляды которых мы рассмотрим ниже, говоря по сути о том же самом, не строили типологию людей, определяемую характером их стремлений. Они говорили об иерархии самих стремлений, или потребностей, которая позволяет каждому человеку, в силу изначально заложенной в нем интенциональности (излюбленный термин В. Франкла), подниматься к осознанию и осуществлению своего человеческого, творческого призвания. Таким образом, более определенно подчеркивалось единство человеческого существа на разных ступенях его развития и «не фатальность» принадлежности к тому или иному типу.

Популярная иерархия потребностей А. Маслоу, которую принято называть «пирамидой», включала пять уровней, но ее, нисколько не нарушая авторской логики, можно легко свести к уже знакомым трем. Первые два - к витальным (аналогия - чувственный, или «доличный» уровень), третий и четвертый — к социальным потребностям «эго». А к сверхличному, или надиндивидуальному уровню человека возводит высшая потребность в самоактуализации, то есть в том, чтобы полностью раскрыть свой творческий потенциал, актуально «стать собой» - таким, каким ты являешься потенциально. Как же описывает Маслоу главные признаки самоактуализации?

«Самоактуализированные люди, все до одного, увлечены чем-то, что не относится непосредственно к насущным запросам их естества, чем-то внешним по отношению к ним. Они самозабвенно преданы какому-то делу <…> поглощены неким призванием или посвятили себя служению, в старом, религиозном смысле этого словa <…. >. И все они, так или иначе, посвящают себя поиску того, что я назвал ценностями Бытия, - поиску главных, вечных, лежащих в основании всего ценностей, которые не могут быть подчинены никаким другим, более важным». [7, с. 55].

Такими Бытийными ценностями А. Маслоу называет Истину, Красоту, Добродетель, Справедливость и ряд других. Мы узнаем в этом описании ту же «сверхличную», или «надиндивидуальную» позиции человека, который перерастает свое эго и становится «проводником» творческих наитий.

Тема «трех уровней» и самоопределения человека в их иерерхии с большой силой звучит в работах В. Франкла. Согласно его концепции, интенциональность жизни, свойственная каждому человеку, определяется стремлением к смыслу, которое требует от него самотрансцендирования и творческого служения ценностям, находящимся за пределами его собственного «я», чему-то, что «не является им самим». Тут мы видим полное совпадение с характеристиками сверхличного уровня у всех упомянутых выше авторов.

По В. Франклу, стремление к смыслу — специфический для человека мотив [10, с. 28], главная сила жизни, а не вторичная рационализация каких-либо иных, инстинктивных влечений. счастье, которого ищут люди, может быть лишь следствием осуществления этого основного стремления, оно неизбежно ускользает от того, кто специально «стремится к счастью».

«Сверхличное» стремление к смыслу ни от какого-то другого не производно и никаким другим не заменимо. Но оно может быть подменено и фрустрировано фрейдистским стремлением к наслаждению (что не тождественно, но созвучно чувственному типу Н.О. Лосского и витальным влечениям Ф. Лерша) или адлерианским стремлением к власти, к «социальной позиции» (аналог эгоцентрически самоутверждающегося типа) [10, с. 56].

Завершая эту часть статьи, познакомимся с содержанием удивительной речи, которую произнес Альберт Эйнштейн по случаю чествования своего великого коллеги Макса Планка, и оценим психологическую проницательность Эйнштейна. [12]. Едва ли он был близко знаком с исследованиями психологии личности, но, размышляя о мотивации ученых, он на редкость образно и точно описал уже знакомые нам три ее типа, или уровня.

Эйнштейн говорит, что «храм науки» наполняют разные люди, и приводят их туда разные мотивы, или даже, как говорит Эйнштейн, «разные духовные силы». «Некоторые занимаются наукой с гордым чувством своего интеллектуального превосходства; для них наука является тем подходящим спортом, который должен им дать полноту жизни и удовлетворение честолюбия. (Знакомый нам «эгоцентрический» тип — А.М.). Можно найти в храме и других: плоды своих мыслей они приносят здесь в жертву только в утилитарных целях. (Прямая аналогия низшего уровня предыдущих классификаций — А.М.) Эйнштейн признает, что эти изгнанники построили значительную, может быть, даже большую часть науки; что «если бы посланный Богом ангел пришел в храм и изгнал из него тех, кто принадлежит к этим двум категориям, то храм катастрофически опустел бы».

С другой стороны, «если бы существовали только люди, подобные изгнанным, храм не поднялся бы, как не мог бы вырасти лес из одних лишь вьющихся растений. Этих людей удовлетворяет, собственно говоря, любая арена человеческой деятельности: станут ли они инженерами, офицерами, коммерсантами или учеными — это зависит от внешних обстоятельств».

Что же приводит в «храм науки» тех, кто не будет изгнан? Отчасти «желание уйти от будничной жизни с ее мучительной жестокостью и безутешной пустотой, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей» (от проблем, преследующих человека на индивидуальном, эгоцентрическом уровне — А.М.). Но главное — это потребность нерациональным путем возвыситься от прямого наблюдения жизни к созданию целостной картины мира, воплощающей «предустановленную гармонию» мироздания, о которой говорил Г. Лейбниц. Эйнштейн утверждает: «Горячее желание увидеть эту предустановленную гармонию является источником настойчивости и неистощимого терпения, с которыми ... отдался Планк общим проблемам науки, не позволяя себе отклоняться ради более благодарных и легче достижимых целей. Я часто слышал, что коллеги приписывали такое поведение необычайной силе воли и дисциплине, но мне представляется, что они не правы. Душевное состояние, способствующее такому труду, подобно религиозности или влюбленности: ежедневное старание проистекает не из какого-то намерения или программы, а из непосредственной потребности». Заметим, что характеристики, даваемые разными авторами, наиболее очевидно и бесспорно, порой буквально совпадают при описании третьего - сверхличного, творческого уровня. Скажу еще раз: данная статья представляет собой лишь эскиз основательного обсуждения проблемы, которая требует и привлечение обширного материала, и более глубокого, системного анализа его. Самого серьезного внимания с интересующей нас точки зрения заслуживают, например, психолого-педагогические труды К.Д. Ушинского. Любопытный прецедент создает А.Ф. Лазурский, который, в отличие от авторов, о которых мы говорили выше, строит свою классификацию личностей не на мотивационно-волевых и ценностных основаниях (интенциональность, целестремительность, высшие ценности...), а на противоположном основании, исходя из типов приспособления человека к среде, но приходит в результате к описанию трех уровней одаренности, высшим из которых оказывается творческий [6].

Несомненно, триада, вынесенная в название этой статьи, даже не будучи прямым предметом исследования, получала то или иное отражение и в «зеркале психологии» последующего столетия. Но анализ этого материала — дело возможного будущего.

А сейчас обращу внимание читателя на возникающую проблему более общего характера. Тексты, которые мы обсуждаем, можно уподобить своего рода научному комментарию к проблеме, возраст которой неизмеримо превосходит время существования научной психологии.

Архаическое, трудно воспринимаемое сегодня, но предельно четкое решение она получила уже в религиозно - мифологическом сознании и в ритуальной практике Древнего Египта.

В фаталистической, отвергнутой христианской церковью форме она была представлена в увлекательных сочинениях Валентина и других гностиков второго века.

И, конечно же, триединство человеческого существа с его противоречиями, с его иерархичностью, со всеми требованиями, которые оно предъявляет осознавшему его человеку - это одна из центральных проблем христианской антропологии и аскетической практики, начиная с текстов Нового Завета до сочинений богословов и подвижников ХХ и ХХ1 веков и христианских психологов и психиатров наших дней [1] ; [2] ; [3] ; [4] ; [8].

Не свидетельствует ли все это, что мы имеем дело - не скажу «с объективным фактом» (субъект — объектный подход в принципе не адекватен обсуждаемому вопросу!), а с некоторой онтологически прочной, непреходящей, всеобщей реальностью, с которой каждый человек встречается при попытке всерьез осмыслить и направить свою внутреннюю жизнь?

Обращаясь к текстам далекого прошлого, не будем забывать: их создатели не изучали объективные биографические или клинические данные, не обобщали результаты опросов, не выдвигали и не проверяли гипотезы. Их источником и опорой был внутренний духовный опыт — свой или других искателей. Опыт, который бывает доступен пониманию человека в силу определенной общности с его собственным. Разумно ли поступает наука, игнорируя или недооценивая этот тысячелетний опыт человечества?

Я думаю, впрочем, что и глубоко религиозный мыслитель Николай Лосский, и исследователь «высших переживаний» Абрахам Маслоу, и, тем более, гигант духа Виктор Франкл тоже обладали экзистенциальным опытом, который далеко не полностью мог отразиться в их научных построениях и в их аргументации. Но в целом граница между научным познанием и духовно-практическим постижением охраняется довольно ревниво, и делается это как бы в интересах науки.

Конечно, граница не должна быть упразднена, но хорошо бы ей стать прозрачной и открытой для плодотворного взаимодействия.

В чем именно может состоять такое взаимодействие, при каких условиях оно станет плодотворным, причем взаимно плодотворным? Едва ли возможно предвидеть это заранее. Позволю себе высказать лишь одно предположение, непосредственно связанное с обсуждаемой проблемой.

Ученые, с чьей точкой зрения мы знакомились выше, не только констатировали существование разных уровней развития человека как творческой личности или существование разных уровней стремлений, которым эти люди следуют. Они также с большей или меньшей определенностью говорили о том, что человек может (или должен!) произвольно, следуя своему призванию подниматься по этим ступеням.

Так, согласно Н.О. Лосскому, переход человека с чувственного, «доличного» на эгоцентрический уровень наступает как следствие объективных психологических закономерностей возрастного развития, но следующий переход на сверхличный уровень - это только возможность, ее осуществление зависит от самого человека.

Вопреки прямолинейной трактовке «пирамиды Маслоу», удовлетворение потребностей низшего уровня вовсе не гарантирует пробуждения потребностей более высоких; в то же время творческое стремление к самоактуализации может овладевать человеком независимо от степени удовлетворения низших потребностей.

В. Франкл в связи с этим подчеркивает, что потребность в смысле не только не зависит прямо от удовлетворения потребностей более низких уровней - витальных и социальных, но с особой обнаженностью и силой проявляется как раз в таких условиях, когда об их удовлетворении не может быть и речи; например, у неизлечимо больных или у узников концлагерей [10, с. 29 ].

Он даже поднимается до поистине аскетического утверждения, что «человек вообще является человеком тогда и постольку, когда и поскольку он как духовное существо выходит за пределы своего телесного и душевного бытия» [10, с.111].

Но очевидно, что сами по себе экстремальные условия существования воздействуют таким образом, мягко говоря, далеко не во всех случаях. Что же делать человеку, который хочет и в экстремальных, и в обычных, и в житейски благоприятных условиях практически возрастать как духовное существо, владеющее своей телесностью и душевностью?

Думаю, что в поисках ответа нужно обращаться к тому опыту человечества, к тому способу постижения предмета, который не случайно называют духовно-практическим и от которого «строгая» наука привыкла отгораживаться. А это сплошь и рядом вынуждает ее уклоняться от важнейших проблем человеческой жизни, или редуцировать их, или экстрадировать в сопредельные владения философии, религии, искусства и житейской мудрости.

Проблема триединства духа, души и тела человека — как раз одна из таких проблем.

Литература

1. Антоний митрополит Сурожский. Тело, дух, душа: целостность человеческой личности. /Труды. Книга вторая. М.: Практика, 2007, с. 855-863.
2. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Дух, душа и тело. М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 1977, 137 с.
3. Психиатрия и актуальные проблемы жуховной жизни. М.: Свято_Филаретовская московская высшая православная школа, 2005, 164 с.
4. Цельность человека; дух, душа. Тело. М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», Библиотка - Фонд Русское Зарубежье», М., 2009, 56 с.
5. Лосский Н.О. Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма. Спб, 1903.
6. Лазурский А.Ф. Классификация личностей. Л.: Госиздат,1924.
7. Маслоу, А. Дальние пределы человеческой психики. М.: Евразия, 1997. 430 с.
8. Мелехов Д.Е. Трихотомическое Понимание строения личности. / Н.И. Пирогов. Д.Е. Мелехов. Душа моя — храм разоренный. М.: «Русский хронографъ», 2006. С. 14-23.
9. Ухтомский А.А. Доминанта. Спб.; Питер,2020, 506 с.
10. Франкл, В. Человек в поисках смысла. М., Прогресс,1990, 366 с.
11. Хекхаузен, Х. мотивация и деятельность, М., Педагогика 1986, Т.1. 99 с.
12. Эйнштейн, А. Собрание научных трудов. Т. IV. М.: Наука, 1967, С. 39 — 41