Утверждение единства классической и неоклассической гештальт–психологии становится возможным благодаря тому, что основатели гештальт–теории В. Келер, К. Коффка, К. Левин и М. Вертгеймер существенно упрочили фундаментальный принцип целостности восприятия человеком любых природных процессов. Согласно первому и важнейшему принципу Gestalt–теории, познавательная, то есть социокультурная активность человека обладает структурной упорядоченностью на единственном и важнейшем основании: любые природные процессы, включая психические, изна‑ чально являются целостными («Gestalt» (нем.) есть одновременно и «форма», и «структура»). Следовательно, жизненно необходимое человеку адекватное восприятие и понимание действительности определяется широким полем действующих на организм раздражителей, то есть структурой воспринимаемой ситуации в целом.
Несмотря на то, что, согласно второму, дополнительному гештальт–принципу динамичности, допускается возможность соотносительного изменения познавательных процессов человека, структурная их организация, по М. Вергеймеру, не перестаёт существовать, как таковая: «... существуют связи, при которых то, что происходит в целом, не выводится из элементов, существующих якобы в виде отдельных кусков, связанных потом вместе, а, напротив, то, что проявляется в отдельной части этого целого, определяется внутренним структурным законом этого целого. Гештальттеория есть это, не больше и не меньше». [2;7] [9;4] Чёткая формулировка авторской позиции, отличающая не только М. Вертгеймера, но и его сподвижников, не могла не привести к ясным и привлекательным для широкого круга психологов универсальным положениям гештальт–теории.
Вместе с тем, последовательный монизм, выраженный доминированием принципа структуры и в статике, и в динамике любых процессов, - то есть именно достоинство универсальности, с одной стороны, придало гештальт–теории статус системно–структурной философии и методологии классической науки. С другой стороны, изоморфистская редукция истоков культуры человека к процессам природы стала коренным недостатком гештальт–подхода, также как и всей классической антропологии. гештальт–подход наиболее ярко обнаружил самые основы кризиса классической науки на тернистом пути человеческого самопознания.
Фундаментальное достижение классической антропологии - это утверждение человека в качестве предмета науки. Но классическая наука, связывающая человека с природой, одновременно пренебрегает его культурой. В результате классическая гештальт– теория по существу оказывается абстрактной, безличной и беспомощной, как только требуется ответить на конкретные вопросы о том, каким образом осуществляется восхождение от структуры познавательного процесса к структуре личности.
В классической гештальт–теории слова «восприятие структуры» читаются с логическим ударением на втором из них; в неоклассической гештальт–психологии - наоборот: «восприятие структуры». Как именно осуществляется восприятие и самопознание человека, при условии преемственной сохранности структурно–динамических основ классической гештальт–теории, - вот главный вопрос конструктивной, неоклассической гештальт–психологии личности.
При этом невозможно отрицать вклад классической гештальт–теории в развитие общей теории систем, в психологию профессиональной деятельности и в когнитивную психологию и в психотерапию, не говоря о многих других позитивных изменениях во всей мировой культуре. Но, как отмечает В.П. Зинченко, «…никакая методологическая концептуальная схема, будь то принцип целостности, структурности, системности, не может непосредственно накладываться на исследуемую реальность. Необходима серьезная теоретическая работа, связанная с осмыслением и конструированием предмета научного исследования. Этой–то необходимой работы представители гештальтпсихологии не проделали. Они понимали психику как данность сознанию. И не вышли при этом за пределы адаптационно– гомеостатического подхода, существовавшего в естественных науках...». Вместе с тем, как считает В.П. Зинченко, — именно М. Вертгеймер «…выходит за границы гештальттеории, пытаясь понять реальные механизмы учебной и творческой мыслительной деятельности ». [2;10] Справедливости ради, нужно особенно подчеркнуть то, что не только М. Вертгеймер, но и многие его коллеги стремились по крайней мере наметить культурную и личностную перспективу развития гештальт–теории. Труден был сам переход от структуры объективистского видения реальности классической наукой к предметному неоклассическому пониманию этой реальности. Казалось бы, при классическом объективном подходе исследуются и внешние, и внутренние связи и отношения между элементами, фиксируется даже интуитивное их «усмотрение », включая мистические моменты «инсайта», вплоть до введения понятий «продуктивность», «конструктивность» и «визуальное» мышление ». Гностические действия становятся непременными условиями конструктивного гештальт–анализа.
Отсутствует одно главное условие неоклассического подхода - конструктивная и продуктивная активность субъекта познания, предполагающая фундаментальное различие понятий «связи» (природы) и «отношения» (культуры), одухотворённые личностью человека. Вместе с тем, было бы упрощением считать, что постулат активности должен быть некритически введён конструктивной неоклассической наукой, как если бы не существовало исторически длительной традиции определения активности в качестве категории субъективного идеализма, неразлучного с классическим объективным материализмом. Современные кризисные явления классического подхода, в формах постмодернистского человекознания, независимо от их специфики, по–прежнему могут быть объединены единой тенденцией ремейка аристотелевской идеи возвышения первичного и активного сознания по отношению к материи, — вторичной и пассивной. Отсюда вполне логично следовало, что активностью обладают свойственные всем вещам идеальные их формы, образующие эти вещи путем воздействий на пассивную материю.
Активность человека, отвлеченная от его деятельности, объективировалась в античной философии в формах категорий и систем объективного и субъективного идеализма. Но и в новейшей философии природа и сущность активности рассматриваются Гегелем лишь в самом общем виде, когда разграничиваются следующие её формы: практическая активность, активность мышления, активность сознания и активность самосознания. Эти формы различаются по предмету направленности, по качеству развития, по функциям и структурам, хотя содержательно они, как «формы», не раскрываются и, более того, не нуждаются в этом с точки зрения последовательного объективного идеализма, утверждающего «чистую пассивность» материи, не одухотворенной сознанием.
По существу, все различия эволюционирующих форм движения материи есть прежде всего различия форм активности этого движения, причем активность теоретически и практически неотделима от движения, как структурирующая его сторона. Вопрос о природе активности как в живой, так и в неживой природе оказывается связанным с единой проблемой регулируемой эволюции и системно–структурной реиорганизации любых открытых систем. Иначе говоря, речь идет о том, что активная эволюция и активность - это понятия, отображающие идеальную и, главное, - конструктивно–регулятивную сторону развития природы, общества и психологии человека.
При такой расстановке акцентов в понимании активности предполагается наличие ее субъекта, который один только и обнаруживает указанные отношения в эволюционных процессах и явлениях материальной действительности. Некорректно обсуждение терминов «Сознание» и «бессознательное» при отсутствии субъекта отношений в окружении объектов живой и неживой природы. Те закономерные отношения, что составляют систему и структуру их активности, осознаваемы только человеком, также как и в целом, активность природы и общества, - это предмет сугубо человеческого познания.
Порядок функционирования системы отношений, изнутри и с необходимостью регулирующей самодвижение объектов, отображается человеком в форме закономерностей, из которых подавляющее большинство прямо включают в себя понятия «отношение», «переход», «перенос», «преобразование», «превращение» и, в конце концов, - «снятие». Всякое отношение есть фиксация качества, преобразуемого посредством снятия, вследствие чего «отношение» как понятие глубоко диалектично по своей природе, репрезентируя собою диалектичность активного, творческого мышления в осознании человеком мира.
Указывая, что одной из наиболее сложных в психологии является именно проблема явлений активности, А.Н. Леонтьев, подчёркивал, что именно они образуют трудно улавливаемые в эксперименте, и, вместе с тем, вполне реальные моменты человеческой деятельности, составляющие внутреннюю предпосылку самодвижения деятельности и её самовыражение: «Но эта проблема, на которую мы постоянно наталкиваемся в живой человеческой жизни, остается сейчас едва затронутой экспериментальным исследованием, и её разработка в огромной степени остается делом будущего». [5;13]
В решении вопроса о корнях практического интеллекта и речи подход Л.С. Выготского в интерпретации А.Н. Леонтьева состоял в том, что практический интеллект предков человека приобретает активное начало посредством его «оречевления». Следует подчеркнуть, что различное понимание активности весьма существенно в судьбе психологии и в определении роли личности психолога именно потому, что активность является фундаментальной характеристикой антропогенеза, а не только отдельной науки. Поэтому понятен пафос, с которым А.Н. Леонтьев излагает существо интерактивации интеллекта: «Наступает чрезвычайное событие в истории эволюции, которое состоит в том, что, с одной стороны, действия, прежде происходившие независимо от речи, общения индивида с другими индивидами …и, с другой стороны, общение, существовавшее независимо, вне связи с действием, перекрещиваются, …действие становится оречевленным, а речь - предметно–отнесенной, включенной в действие …Практические действия, осуществляемые животным в связях его с предметным миром, превращаются в действия, обязательным условием и конституиирующим началом которых является общение. …У животных это разъединено». [5;111] [3;Т.2;89,118]
В результате, благодаря активности, «…деятельность входит в психологию, как то, что порождает, что имеет психологическую сторону». При этом, по образному сравнению А.Н. Леонтьева, полная картина строения или природы активности человека напоминает пейзажи земной природы: «…ветер эмоций движет облако мысли, истекающее каплями слов», - вследствие того, что «за интеллектом» находится аффект». [5;117] Как уточнял Л.С. Выготский: «Мысль совершается в слове, а не живет просто в слове». [5;111] [3;Т.2;115]
Формулируя принцип единства сознания и активной деятельности, С.Л. Рубинштейн подчеркивает антропогенетическое значение активности в формировании человека как субъекта деятельности: «Итак, субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого. …В творчестве созидается и сам творец. Лишь в созидании этического, социального целого созидается нравственная личность. Лишь в организации мира мыслей формируется мыслитель; в духовном творчестве вырастает духовная личность». [8;106]
По мнению С.Л. Рубинштейна, различного рода явления психологизация научного и философского познания, также как вообще идеализм (объективный или субъективный) возникают вследствие абсолютизации противоположности объективного познания и познания, осуществляемого субъектом. Но никакое познание невозможно вне субъекта познания, что не противоречит, тем не менее, объективности этого познания. Поэтому, считает Рубинштейн, необходимо различать субъективность психического как принадлежащего субъекту и субъективность как неполную адекватность объекту познания, имея в виду, что вся психика человека и его познание - всегда субъективны: «всякое научное понятие есть и конструкция мысли и отражение бытия. [8;108]
Опираясь на представления К. Маркса и Ф. Энгельса об активности как «деятельности, не навязанной извне, а внутренне необходимой», Э.В. Ильенков утверждает: «Биологически человек приспособлен к любой экологической нише именно в силу того, что не приспособлен ни к одной из них в частности». Вот почему, «когда речь идет о высших психических функциях, …именно биологию следует рассматривать как нечто существенно недифференцированное, а социально организованную жизнедеятельность в конкретно– исторических формах ее культурной эволюции - как действительную причину возникновения психических различий». [4;371,373]
По Э.В. Ильенкову, возникающее на основе биологического равенства социальное неравенство индивидуумов есть одновременно отрицание естественного равенства, и форма его осуществления. В отличие от вышеупомянутых примеров непосредственного вывода активности из деятельности мозга, Ильенков напоминает, что «…в функциях мозга проявляет себя, свою активность совсем иной феномен, нежели сам мозг, а именно личность. …Личность не только существует, но и впервые рождается именно как «узелок», завязывающийся в сети взаимных отношений, которые возникают между индивидами в процессе коллективной деятельности (труда) по поводу вещей, созданных и создаваемых трудом». [4;374,392]
Таким образом, мозг как орган, непосредственно реализующий личность, проявляет себя таковым лишь при выполнении им функции обработки информации, связанной с управлением личностью «ансамблем» отношений человека к человеку. С этой точки зрения мозг превращается в орган активности человека, в орган отношений человека к человеку, или, другими словами, - человека к самому себе: «Личность и есть совокупность отношений человека к самому себе как к некоему «другому» - отношений «Я» к самому себе как к некоторому «Не–Я». …Человеческое отношение всегда предполагает, с одной стороны, созданную человеком для человека вещь, а с другой стороны, другого человека, который относится по–человечески к этой вещи, а через нее - к другому человеку». [4;392, 393] Чтобы это определение активности стало более аргументированным, Э.В. Ильенков движется к началу человеческой истории в онто - и фило–генезе, замечая: «…предоставленный самому себе, …человеческий индивид не предназначен даже для прямохождения. …К прямохождению ребенка принуждают именно для того (и только для того), чтобы освободить его передние конечности от «недостойной» работы для труда, т. е. для функций, навязываемых условиями культуры. …В этом смысле процесс возникновения личности выступает как процесс преобразования биологически заданного материала силами социальной действительности, существующей до, вне и совершенно независимо от этого материала». [4;393,396,397]
Основываясь на этом примере процесса активного становления человека, Э.В. Ильенков заключает, что материалистический подход к психической деятельности состоит в том, что она определяется в своем течении не структурой мозга, а системой социальных отношений человека к человеку. Личность, как принципиально отличное от тела и мозга человека социальное образование, посредством тела индивида осуществляет себя в качестве «сущности» или совокупности («ансамбля») реальных, чувственно–предметных отношений данного индивида к другим индивидам: «Эти отношения могут быть только отношениями деятельности, отношениями активного взаимодействия индивидов. …Личность не только возникает, но и сохраняет себя лишь в постоянном расширении своей активности, в расширении сферы своих взаимоотношений с другими людьми и вещами, эти отношения опосредствующими». [4;399,413]
Солидарно взглядам Э.В. Ильенкова, Б.Ф. Ломов считал, что продуктом общения, как особой формы активности становится «… не преобразованный предмет (материальный или идеальный), а отношения с другим человеком, с другими людьми». [7;248] Д.А. Леонтьев также особенно подчеркивал значение того факта, что активность субъекта выявляется в «движении смыслов», понимаемом как изменение его жизненно важных отношений: «смысл выступает в сознании человека как то, что непосредственно отражает и несет в себе его собственные жизненные отношения». [6;75]
По мнению А.А. Бодалева, «Под отношением … понимается психологический феномен, сутью которого является возникновение у человека психического образования, аккумулирующего в себе результаты познания конкретного объекта действительности. …Все составляющие психической организации человека, - от самых низших до высших ее подструктур, - связываются так или иначе отношениями. …причем, функциональные возможности человека в организации деятельности могут быть определены лишь на уровне активно положительного отношения к ее задаче». [1;68, 225]
Неоклассическая концепция активной эволюции человека в особенности привлекательна тем, что в ней раскрывается как природа, так и содержание социально–исторической и личностной активности человека, материалом которой являются его общественные отношения. Именно активностью человека и отношениями культуры, совместно с непосредственными связями продуктивного труда и познавательной деятельности предопределяется содержательное методологическое единство классической гештальт–теории и неоклассической гештальт–психологии личности.
Литература
- Бодалев А.А. Психология общения. М..Просвещение, 1996.
- Вертгеймер М. Продуктивное мышление: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1987
- Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса // Собр. соч. в 6 т.т., М., Педагогика, 1982, Т.1.
- Ильенков Э.В. Философия и культура. — М.: ИФРАН, 2012.
- Леонтьев А.Н. Проблема деятельности в истории советской психологии // Вопросы психологии, 1986. - №4.
- Леонтьев Д.А. Личность: человек в мире и мир в человеке. // Вопросы психологии, 1989, №3.
- Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы пси‑ хологии. — М.: Наука, 2012.
- Рубинштейн С.Л. Принцип творческой самодеятельности // ВПЛ, 1986. №4.
- Wertheimer M. Die Abhandlungen zur Gestalttheorie. — «Philosophische Akademie», 1925.
Комментарии
Добавить комментарий