Проблема надежности операторской деятельности по управлению сложными техническими системами с новой остротой поставила отнюдь не новый вопрос о диагностике состояния утомления человека. Хотя число работ, ежегодно посвящаемых психофизиологической характеристике утомления, исчисляется сотнями, задача остается далекой от решения как в плане глубокой теоретической разработки, так и в аспекте прикладного использования полученных результатов. МакФарленд считает, что «отсутствие понимания и контроля над тем, что именуется утомлением, является одной из наиболее запутанных проблем нашей жизни». Он же добавляет, что «термин утомление подобен слову подсознание, которое стало удобной категорией для обозначения феноменов не совсем понятных, но от этого не менее реальных» [20; 2].

При анализе работ, посвященных изучению утомления, прежде всего обращает на себя внимание ненадежность и вариативность «свидетелей утомления», будь то субъективные симптомы усталости, сдвиги в эффективности труда или же изменения психофизиологических функций [18]. Практически нет показателей, которые бы однозначно сигнализировали о наступлении утомления, и в настоящее время невозможно представить состояние утомления как четко очерченный синдром с ограниченным набором закономерно взаимосвязанных параметров. В докладах, представленных на последних Всесоюзных конференциях по физиологии труда [15], [16], порой диаметрально противоположные изменения физиологических функций в течение рабочей смены (урежение - учащение пульса, снижение - повышение артериального давления, уровня сахара в крови, концентрации гормонов, электролитов; депрессия - экзальтация α-ритма и т.п.) трактуются тем не менее разными авторами как признаки наступающего утомления. Это достигается путем довольно произвольной интерпретации фиксируемых изменений в терминах, обозначающих «декремент функционирования» (торможение, блокада, дискоординация, напряжение, ослабление, ухудшение и т.п.), что создает видимость объяснения зарегистрированных изменений.

Широкое внедрение полифункциональной регистрации, усовершенствование технической стороны эксперимента, привлечение реализуемых на ЭВМ математических методов анализа экспериментальных данных породили надежды, что именно на этом пути - усложнения и изощрения способов обработки материала - будут найдены надежные и достаточно универсальные критерии утомления. Однако подобный подход, несмотря на известный прогресс, не вывел проблему за рамки эмпирических поисков и не привел к качественному сдвигу в диагностике утомления. Оценка состояния человека в аспекте симптоматики утомления остается в русле более или менее произвольной интерпретации исследователей.

В последнее время все больше утверждает себя идея о невозможности оценить состояние утомления по какой-либо отдельной функции, о необходимости комплексного, системного подхода при его диагностике. Но при этом зачастую теория вопроса ограничивается слишком общими, хотя и справедливыми рассуждениями об оценке состояния организма «в целом», а практическая реализация комплексного подхода выражается в стремлении зарегистрировать как можно большее число функций и подвергнуть их суммарной математической обработке без ясных и теоретически обоснованных предположений о принципах интеграции различных функциональных признаков в едином показателе утомления. Главный акцент в задаче психофизиологической объективации утомления делается тем самым на построении математических моделей, в которых бы «наиболее адекватно» были синтезированы данные многочисленных измерений. Поиску «удачной формулы» для обработки эмпирического материала придается очень большое значение.

Не отрицая пользы таких исследований, думаем, однако, что удовлетворительное решение задачи оценки утомления не может быть достигнуто на пути забвения собственно психофизиологических изысканий в этой области. Ошибочно было бы считать, что психофизиология труда в настоящее время уже располагает надежными методами получения первичной информации, которую надлежит лишь «правильно» обработать, чтобы выделить устойчивые компоненты в весьма неустойчивой функциональной картине утомления. В специальной литературе мало работ, посвященных психометрике утомления в строгом смысле этого слова [4]. Большинство используемых для диагностики утомления методов нуждается в стандартизации и проверке на надежность и валидность [5].

Говоря о физиологических механизмах утомления, следует разграничивать в них два ряда явлений.

С одной стороны, это «первичный дефицит», который возникает в «слабейшем» звене функциональной системы и который вносит определенный диссонанс в работу системы в целом. Вопрос о функциональной сущности первичного дефицита лежит в основе классических теорий утомления и острых дискуссий в период становления психофизиологии труда [12], [14]. Современные данные физиологии и биохимии подтверждают вывод А.А. Ухтомского [14] о несостоятельности и бесперспективности попыток сформулировать общую теорию утомления как указание на некий универсальный механизм обратимого нарушения в цепи обменных реакций. В зависимости от индивидуальных психофизиологических качеств работника и от конкретных условий труда, включая сюда всю совокупность профессиональных, гигиенических, социальных и психологических факторов, локализация нарушений будет различной, а следовательно, различными будут конкретные физиологические признаки «первичного дефицита». По крайней мере их трудно свести к ограниченному числу классов. И насущные теоретические и практические задачи психофизиологии труда должны предусматривать кропотливую работу по составлению «психофизиологического каталога» состояний утомления.

Вторая сторона функциональной картины утомления состоит в том, что одновременно с развитием первичного дефицита в организме идут процессы адаптационной перестройки, направленные на компенсацию возникших трудностей.

Типичный пример неспецифической компенсаторной реакции в ответ на контргомеостатическое воздействие среды - общий адаптационный синдром по Селье, реакция стресса, выражающаяся прежде всего нейроэндокринными изменениями по оси гипофиз - кора надпочечников [11]. Селье включил утомление в число факторов, провоцирующих стрессовую реакцию. В связи с этим возникает естественный вопрос: нельзя ли показатели стресса рассматривать в качестве универсального неспецифического физиологического признака утомленного состояния? Практика не подтверждает такого предположения. Физиологическая картина утомления может проявиться в пределах широкого диапазона функциональных изменений: от типичных признаков стрессового состояния до характерных симптомов снижения активации и развития тормозных процессов, т.е. утомление не может быть рассмотрено как состояние, автоматически и однозначно вызывающее реакцию общего адаптационного синдрома.

Тем не менее некоторые авторы [19] считают, что «истинное утомление» как следствие высокомотивированного труда с жесткими параметрами требуемой эффективности всегда предстает как генерализованная стрессовая реакция. Согласно этой точке зрения, признаки снижения активации говорят скорее о нежелании утомляться, чем о глубине и степени утомления. Однако такое рассуждение далеко не бесспорно и не снимает проблемы. Ведь «нежелание утомляться» и приписываемое этому состоянию снижение активации обычно возникают как следствие трудовых усилий, как своеобразная охранительная реакция в ответ на рабочую нагрузку. И нет никаких оснований отрицать связь этой реакции с состоянием утомления. Выяснение вопроса о том, когда, при каких условиях неспецифическая компенсаторная реакция на утомление принимает характер «охранительного торможения», а когда предстает в форме стресса (напряжения), приобретает принципиально важное значение в общетеоретическом осмыслении проблемы диагностики утомления. Овладение этими условиями, умение экспериментально вызвать либо «тормозное», либо «стрессовое» проявление утомления означало бы существенный сдвиг в понимании состояния утомления и тех принципиальных трудностей, которые связаны с диагностикой этого состояния. Уже тот факт, что физиологическая симптоматика утомления может быть представлена крайними полюсами шкалы активации (торможение, стресс [1]), демонстративно подчеркивает эти трудности.

Неустойчивость и неопределенность функционального выражения утомления по параметрам уровня активации, на наш взгляд, объясняются тем, что уровень активации не является показателем, однозначно детерминированным механизмами физиологического регулирования. Между тем во многих работах по психофизиологии утомления человека имплицитно содержится допущение, что тонкие, интимные, недоступные непосредственной инструментальной регистрации изменения внутриклеточной регуляции в состоянии утомления (первичный дефицит) автоматически приводят к компенсаторной реакции изменения общего уровня возбуждения в центральной нервной системе (уровня активации). Выделение инвариантных компонентов этой реакции предстает как задача поиска универсального алгоритма диагностики утомления.

Тот факт, что, несмотря на технологическую мощь современного физиологического эксперимента, названные инварианты не удается выделить, вызывает принципиальное сомнение в их наличии. Дело в том, что общая физиологическая картина утомленного состояния, как она предстает на основе показателей уровня активации, зависит не только и не столько от величины и характера первичного функционального дефицита, сколько от того, как человек оценивает возникшую ситуацию, как интерпретирует свое состояние и соотносит его с задачами деятельности, как воспринимает и «преодолевает» неприятные субъективные ощущения усталости и т.п. В этой картине, таким образом, находят отражение многообразные изменчивые и прихотливые процессы психологической саморегуляции человеком своего состояния и деятельности [6].

Найти единый, четко очерченный синдром утомления, используя для целей диагностики неспецифические параметры уровня активации, вряд ли возможно. Состояние утомления работающего человека - это состояние амбивалентных переживаний и конкурирующих мотивов: с одной стороны, мотивов восстановления, самосохранения, снижения активности, отдыха, с другой стороны, мотивов социальной ответственности и престижа, сохранения уровня деятельности, часто ценой дополнительной мобилизации. И в зависимости от соотношения этих мотивов, от характера задач и субъективной значимости целей, которые работник преследует, от его индивидуальных особенностей складывается весьма изменчивая, «конъюнктурная» картина организации его деятельности и функционального состояния.

Высказанные соображения составили общетеоретическую канву экспериментального исследования, результаты которого приводятся ниже. Задача эксперимента заключалась в проверке предположения о зависимости динамики некоторых физиологических функций в процессе утомительной умственной работы от факторов психологической саморегуляции.

Предварительная гипотеза сводилась к следующему. «Тормозные» признаки утомления (т.е. признаки, свидетельствующие о снижении уровня активации) будут обнаруживаться тогда, когда смыслообразующие и целевые компоненты деятельности четко очерчены и не вступают в противоречие с естественной тенденцией к снижению активности и доминированию мотивов экономии сил по мере развития утомления. Напротив, «стрессовые» признаки утомления (рост уровня активации) проявляются в ситуациях, когда содержание и смысл стоящей перед испытуемым задачи побуждает его к активной мобилизации ресурсов по мере продолжения работы, чтобы отвечать требованиям деятельности.

МЕТОДИКА

В качестве «утомляющей деятельности» было выбрано следующее задание. Испытуемому, который находился в звукоизолированной комнате, через динамик магнитофона предъявлялся ряд цифр с интервалом в 1,8с. Ряд представлял фрагмент таблицы случайных чисел и содержал цифры от 0 до 9, среди которых встречалась буква «z» (зет). Распределение ее в ряду также было случайным. Минимальный интервал между двумя последовательными буквами «z» равнялся трем цифрам, максимальный - девяти. Испытуемый должен был, услышав звучание буквы «z», записать на специальном регистрационном бланке третью цифру перед «z» (например, услышав последовательность:..., 7, 5, 2, 0, z, 6, 5, 9, 2, 4, 8, z, 3, испытуемый должен записать цифры 5 и 2). Задача, таким образом, была рассчитана на динамическую загрузку оперативной памяти (модель «бегущей памяти»).

Предварительные эксперименты показали, что четырехчасовая непрерывная работа приводит к сильному умственному утомлению испытуемых с типичными симптомами этого состояния (рост числа ошибок, трудность сосредоточения, желание прекратить работу). Исходя из этих данных, четырехчасовую нагрузку рассматривали как тот объем работы, который «гарантирует» развитие умственного утомления.

Опыты основной серии производились в двух вариантах. Первый вариант - «работа заданной длительности». Здесь испытуемые заранее предупреждались о четырехчасовой продолжительности опыта и имели возможность ориентироваться во временной динамике эксперимента. Второй вариант - «работа до отказа». В данном варианте испытуемые должны были добросовестно работать до тех пор, пока не почувствуют невозможность дальнейшего продолжения деятельности и сохранения требуемой эффективности по причине крайней степени утомления. В этом случае они имели право остановить опыт. В действительности экспериментаторы не ставили целью достижения момента «отказа»: опыт прекращался после четырех часов непрерывной работы (при этом инсценировалась «поломка аппаратуры»). Таким образом, реальный объем проделанной работы в обоих вариантах был одинаковым и составлял четыре часа непрерывного выполнения экспериментального задания. Характерной особенностью психологической атмосферы опытов во втором варианте было то, что испытуемые не имели возможности для точной оценки времени, прошедшего с начала эксперимента.

Все испытуемые после окончания опыта как в первом, так и во втором варианте отмечали у себя сильную усталость.

В ходе эксперимента велась непрерывная регистрация ЭЭГ на восьмиканальном энцефалографе венгерской фирмы «Орион» (постоянная времени - 0.3с; усиление - 10 мм/50 мкВ). Использовалось биполярное отведение по методике Л.П. Павловой [10]. Широкополосными фильтрами из суммарной ЭЭГ выделялись тета (4-7 Гц) и альфа-ритмы (8-13 Гц), которые подвергались интегрированию. Отсчеты интегратора регистрировались параллельно записи ЭЭГ. Одновременно с ЭЭГ велась запись ЭКГ, данные которой использовались для оценки частоты пульса.

При обработке записи ЭЭГ подсчитывалось количество отметок пера интегратора за каждую минуту. Дальнейшее усреднение проводилось по 30-минутным интервалам. Статистическая обработка материала осуществлялась на ЭВМ «М-222» и включала вычисление среднего арифметического, среднего квадратического отклонения и ошибки среднего арифметического. Доверительные интервалы определялись на уровне значимости 95% (р<0.05).

Испытуемыми были мужчины в возрасте 20-25 лет. Группы испытуемых формировались отдельно для первой и второй серий опытов. В опытах первой серии приняло участие 7 человек (двое из них были в опыте дважды). В опытах второй серии участвовало 6 человек (трое из них участвовали в двух опытах). Всего, таким образом, было проведено 18 опытов (по 9 опытов в каждой серии).

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Число ошибочных ответов у большинства испытуемых несколько увеличилось к концу опыта как в первом, так и во втором варианте эксперимента, что может рассматриваться как косвенное свидетельство развивающегося утомления. При этом зарегистрированные изменения точности работы не достигают уровня статистической значимости и в целом качество работы всех испытуемых остается высоким в течение всего опыта (не более 10% возможных ошибок). Каких-либо существенных различий в динамике ошибок в первом и втором вариантах эксперимента не обнаружено.

В контексте задач настоящей работы наибольший интерес, безусловно, связан с детальным анализом динамики физиологических показателей. Последние оценивались с точки зрения теории активации, которая рассматривает эти показатели как индикаторы общего уровня возбуждения в центральной нервной системе [1].

Согласно наиболее распространенным взглядам на природу и функциональную роль основных ритмов ЭЭГ, увеличение мощности α-ритма является, показателем снижения уровня активации. Хотя в специальной литературе имеются сообщения об усилении (экзальтации) α-ритма в ситуациях селективного внимания и общего напряжения организма [22], большинство исследователей склонны видеть в синхронизации и увеличении энергии доминирующего ритма ЭЭГ свидетельство тормозных процессов, а противоположные изменения, начиная с классических работ Мэгуна [7], [21], рассматриваются как показатели реакции активации. При анализе и интерпретации экспериментальных данных, относящихся к α-ритму, мы придерживались общепринятой концепции, утверждающей решающую роль возбуждения неспецифических подкорковых структур (ретикулярной формации) в реакции блокады и десинхронизации α-ритма.

Представления о генезе и функциональном значении θ-ритма в настоящее время являются менее устоявшимися. Этот ритм глубинных структур мозга максимально выражен в гиппокампе [2]. θ-ритм относится к медленноволновой части спектра ЭЭГ, которую традиционно принято связывать е тормозными процессами в ЦНС и низким уровнем активации. Вместе с тем в последние годы некоторые авторы рассматривают его как показатель эмоциональных состояний, называя его ритмом напряжения [3], [13]. Мы интерпретировали случаи увеличения энергии θ-ритма как отражение процессов снижения общего уровня активации.

Примечание - В таблицах 1 и 2 приведены средние арифметические значения функций

Что касается частоты пульса, то многочисленные данные свидетельствуют о том, что этот показатель является чувствительным и надежным индикатором общего тонуса жизнедеятельности, причем интенсификация гемодинамики (увеличение частоты пульса) однозначно указывает на повышение уровня активации.

Основные результаты, полученные в обеих экспериментальных сериях, представлены в таблицах 1 и 2. В них знаками « + » и «—» отмечены случаи статистически достоверных изменений физиологических показателей от 1-го к 4-му часу работы, причем знак «—» свидетельствует об изменениях, которые можно интерпретировать как снижение уровня активации, « + » - как его повышение. Знак «О» говорит о статистической незначимости зарегистрированных сдвигов.

Рис.1 Характерные варианты динамики физиологических функций в опытах первой серии (заданная длительность)

Рис.2 Характерные варианты динамики физиологических функций в опытах второй серии (работа до отказа)

Наиболее характерные образцы динамики физиологических функций представлены на рис. 1 и 2 (примеры снижения активации на рис. 1 и 2 показаны сплошной линией, повышения - штрихпунктирной, отсутствия четко выраженной динамической тенденции - штриховой).

Нетрудно заметить, что общая картина функциональной динамики данная длительность») данные по всем использованным показателям в первой серии более однородна, чем во второй. В первой серии («за - указывают либо на снижение (чаще всего), либо сохранение исходного уровня активации в ходе опыта. В то же время во второй серии (работа «до- отказа») мы сталкиваемся со случаями отчетливого повышения уровня активации к концу работы.

Сложность и ахиллесова пята концепции активации состоит в том, что показатели активации не всегда коррелируют между собой, что, естественно, создает трудности при оценке состояния активации организма «в целом». С трудностями такого рода столкнулись и. мы в наших опытах (см. таблицу 1). Обсуждение этой проблемы не входит в цели настоящей работы. Отметим лишь, что дискоординация показателей активации особенно отчетливо обнаруживает себя во второй экспериментальной серии.

Факты повышения активации в опытах второй серии не явились неожиданностью. Более того, они программировались характером экспериментального задания. Наши опыты преследовали цель показать, что при одинаковом качестве и объеме выполненной работы и сопоставимом по степени умственном утомлении характер сдвигов параметров уровня активации (а именно они чаще всего используются в практической оценке функционального состояния) очень сильно зависит от факторов психологической саморегуляции человеком своей деятельности. Эти сдвиги в принципе могут быть диаметрально противоположными.

Психологическая атмосфера опытов планировалась так, чтобы в первой серии получить «тормозной», а во второй - «стрессовый» варианты физиологической картины утомления. (Термины «тормозной» и «стрессовый» условно обозначают изменения активации по отношению к исходному уровню безотносительно к абсолютной величине физиологических показателей. Вообще, в настоящей работе акцент сознательно делается на анализе динамических тенденций, а не на абсолютных значениях регистрируемых показателей. Это объясняется тем, что в настоящее время нет строго нормированных представлений об уровнях активации и рассуждения обычно ведутся в рамках шкалы порядка.)

Предварительные соображения сводились к следующему. Предполагалось, что естественный (нормотонический) тип функциональной динамики в ходе утомительной умственной деятельности обнаруживает себя снижением уровня активации. Детерминантами здесь выступают два процесса.

1. По мере расхода рабочего потенциала все большее «звучание» приобретает функциональная система восстановления, реализующая себя торможением рабочей функциональной системы [9]. На высшем психологическом уровне саморегуляции это проявляется общим снижением активности, сужением поля контролируемых параметров, акцентированием внимания исключительно на ведущих, смыслообразующих компонентах деятельности. Разумеется, все это приводит к некоторому снижению надежности работы, но на практике, однако, чаще всего не проявляется очевидными дефектами деятельности (ростом числа ошибок, неадекватных реакций, замедлением темпа и т.п.). Дело в том, что требования к человеку в труде в сфере ежедневной, рутинной работы далеки от предельных возможностей организма.
2. Второй процесс связан с явлением, которое в работах Уайлдера, Лэси получило название «стабилизирующей ретроактивности» (см. [8]).

Дело в том, что свежий, неутомленный человек, как правило, начинает работу на гиперкомпенсаторном уровне энергетической мобилизации (это может быть связано с ориентировочной реакцией, «вхождением» в работу), и снижение уровня активации по мере продолжения работы свидетельствует о превентивных гомеостатических акциях организма.

Хотя оба названных процесса в определенной степени автоматичны, для их реализации и проявления «тормозной» картины функциональной динамики необходимо, чтобы ослабление активности «вписывалось» в структуру психологической саморегуляции, было оправдано в глазах испытуемого как не противоречащее целям его деятельности.

В опытах первой серии мы стремились создать именно такие условия (четко очерченная цель деятельности, доступные сознательному контролю параметры эффективности работы, средняя, далекая от предельной интенсивность работы). Главная цель для испытуемого - отработать заданное время (4ч)., Движение к этой цели все время сознательно контролируется. В этой ситуации начальная мобилизация как проявление установки на длительную утомительную работу становится по мере приближения к конечному результату нецелесообразной. Верх берет установка на восстановление, стремление работать на минимальном уровне активности, обеспечивающем успешное завершение работы.

Думается, что перечисленные факторы психологической саморегуляции были решающими в определении динамики физиологических показателей состояния активации в первой серии, где, как уже указывалось, в большинстве опытов уровень активации заметно снижается, т.е. наблюдаются «тормозные» признаки умственного утомления.

Иная ситуация в структуре психологической саморегуляции складывается во второй серии опытов (работа «до отказа»).

Здесь, несмотря на содержащуюся в инструкции предельность и недвусмысленность задания (работать «до полного истощения»), испытуемые не располагают соответствующими объективными критериями успеха. Цель деятельности оказывается сформулированной очень обще и не позволяет осуществить регулирование, ориентированное на достижение конкретного результата. Создается ситуация, когда испытуемые побуждаются и стремятся преодолевать утомление, игнорировать неприятные субъективные ощущения и в то же время вынуждены постоянно прислушиваться к этим ощущениям, концентрировать на них внимание как на главных ориентирах своей деятельности. Отсутствие объективных критериев успешности деятельности порождает информационную неопределенность и как следствие - эмоциональную окрашенность всего процесса саморегуляции. У испытуемых возникают затруднения в соотнесении уровня активности с запросами деятельности, и они вынуждены идти по гиперкомпенсаторному пути реагирования.

Мы предполагали, что во втором режиме работы развивающееся утомление будет проявляться (по крайней мере, у части испытуемых) повышением уровня активации, общим напряжением функционирования. Полученные результаты подтвердили это предположение.

Возникает вопрос: почему «стрессовые» проявления функциональной динамики обнаруживаются не у всех испытуемых, хотя психологическая структура деятельности была в принципе одинаковой во всех опытах второй экспериментальной серии?

Думается, что установка на деятельность, которую мы стремились «задать» испытуемым предварительной инструкцией и всей психологической атмосферой эксперимента, не была принята однозначно и в полном объеме всеми испытуемыми. Установка предполагала предельное истощение рабочих ресурсов. Для одних испытуемых это была готовность ввергнуть себя в экстраординарное и достаточно неопределенное состояние предельного истощения, для других - ориентировка на достижение знакомого состояния, которое по шкале субъективного опыта известно как «сильное утомление». Можно ожидать, что в первом случае неприятные субъективные симптомы утомления порождали реакцию тревоги и мобилизацию ресурсов на работу «через не могу», во втором случае развивалась типичная «тормозная» картина утомления. Промежуточные состояния обнаружили себя неопределенной и невыразительной динамикой.

Представленные рассуждения исходят из точки зрения, рассматривающей утомление как состояние сложных и противоречивых по содержанию психических переживаний, когда перед человеком открываются два варианта приспособительного поведения: путь самоохранения, экономии сил, торможения рабочей активности и путь мобилизации ресурсов, установки на сохранение деятельности ценой истощения. Выбор пути определяется всей совокупностью условий деятельности и индивидуально-психологических черт работника, и именно этот выбор выступает в качестве решающего организующего фактора деятельности и, соответственно, динамики рабочих усилий. Можно говорить о психологической саморегуляции человеком своего функционального состояния в ситуации утомительной работы.

Из этого факта с неизбежностью вытекают специфические проблемы физиологической диагностики утомления. Безусловно, состояние утомления оказывает влияние на уровень активации организма, но это влияние не может быть определено и описано с позиций концепций физиологического автоматизма. Сдвиги уровня активации в ситуации утомительной умственной деятельности неправомерно оценивать как отражение первичных функциональных изменений в тех структурах ЦПС, которые ответственны за реализацию умственной работы данного вида. Такая интерпретация предполагает однозначность, «обязательность» регистрируемых изменений, а именно этого мы не наблюдаем в эксперименте. Как указывает Хомская, «процессы активации... испытывают на себе влияние... социальных факторов. Вне этой закономерности нельзя проникнуть в специфически человеческие способы регуляции процессов активации» [17; 6].

В изменениях показателей активации при утомлении отражаются прежде всего вторичные компенсаторные адаптивные реакции, связанные с психологическим уровнем саморегуляции деятельности. В зависимости от ситуации компенсаторные реакции принимают характер «блокады», «торможения» либо, напротив, «напряжения», «стресса», и любая схема диагностики утомления должна учитывать принципиальную неоднозначность функционального выражения утомления.

1. Блок В. Уровни бодрствования и внимание. — В кн.: Экспериментальная психология. М., 1970, вып.III.
2. Виноградова О.С. Гиппокамп и память. — М, 1975.
3. Гофман С.С., Фрейдин Я.В. Данные многоканальной радио-ЭЭГ о человеке при нервно-эмоциональном напряжении. — Бюллетень экспериментальной биологии и медицины, 1970, №11, с.19-22.
4. Зинченко В.П., Леонова А.Б., Стрелков Ю.К. психометрика утомления.— М., 1977.
5. Золина З.М., Горшков С.И. и др. Методики исследований в физиологии труда. — М., 1974.
6. Конопкин О.А. О психологическом аспекте саморегулирования трудовой деятельности.— В сб.: Соотношения биологического и социального. — М., 1975.
7. Мэгун Г. Бодрствующий мозг. — М., 1965.
8. Пайяр Ж. Применение физиологических показателей в психологии. — В кн.: Экспериментальная психология. М., 1970, вып.III.
9. Полежаев Е.Ф. Умственная работоспособность и ее самовосстановление. — В кн.: Искусственный интеллект и психология. М., 1976.
10. Практикум по физиологии труда. —Л., 1970.
11. Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме. —М., 1960.
12. Симонсон Э. Цит. по Шатенштейн Д.Н.: Регуляция физиологических процессов при работе. — М.; Л., 1939.
13. Уолтер Г. Живой мозг. — М., 1966.
14. Ухтомский А.А. Физиология двигательного аппарата: Утомление. — Собр. соч. Л., 1952. т.III.
15. Физиология труда / Тезисы докладов VI Всесоюзной конференции по физиологии труда. — Л., 1973.
16. Физиология труда / Тезисы докладов VII Всесоюзной конференции по физиологии труда. — Л., 1978.
17. Хамская Е.Д. Мозг и активация. — М., 1972.
18. Bartley S.Н., Shute Е.F. Fatique and imparrment in man. N. Y., 1947.
19. Cameron C. A theory of fatique. Man under stress. Proc. 9th annual cond. Univ. Adelaide, 1974, p.67-82.
20. McFarland R.A. Understanding of fatique in modern life. — Ergonomics, 1971, v. 14, No 1, p.1-10.
21. Moruzzi G., Magoun H. Brain stem reticular formation and activation of the EEC — EEG clin. Neurophysiol., 1949, 1, p.455-473.
22. Mulholland Т., Runuals S. Increased accurrence of EEG alpha during increased attention. — I. Psychol., 1962, v. 54, No 2, p.317-330.