(К истории исследования проблемы в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, некоторые итоги и перспективы)1

Основной смысл истории науки состоит в выявлении объективной логики научного познания, лежащей за множеством на первый взгляд не связанных между собой задач, устремлений теоретических концепций и результатов исследований разных ученых. Нам кажется, что в настоящее время такая работа становится насущно необходимой для психологии. Отсутствие в ней общепринятого понятийно-терминологического аппарата, неразработанность принципов системного подхода, наличие множества школ, течений и направлений препятствует полноценному обобщению накопленных фактических данных, мешает увидеть, что многие из них, кажущиеся разя иными и не связанными между собой, на самом деле объективно уже образуют единое целое, складываются в некоторые достаточно крупные блоки. Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы показать это на примере одного из фрагментов истории Института общей и педагогической психологии АПН СССР.

Оценивая в достаточно длительной перспективе исследования по проблемам общей психологии, проводившиеся в институте в течение ряда десятилетий, можно увидеть, что они группируются вокруг крупных фундаментальных проблем, а внутри них достаточно ясно прослеживается историческая и идейная преемственность и внутренняя связь исследований, проводившихся в разное время разными коллективами и отдельными сотрудниками (субъективно же в сознании самих исследователей нередко почти независимо друг от друга). Одна из таких проблем - это проблема организации механизмов произвольной деятельности человека.

Поскольку произвольность, преднамеренность, целенаправленность - это наиболее резкая черта всех высших психических процессов человека, то ясно, что проблема природы, происхождения и условий формирования этой преднамеренности и произвольности принадлежит к числу наиболее фундаментальных в психологии. Здесь стягиваются в один узел вопросы специфики детерминации поведения человека в отличие от поведения животных, специфики его познавательных процессов, вопросы о природе активности человека как субъекта познания и действия и, наконец, вопросы о специфике мозговых физиологических механизмов, делающих возможным сознательное преднамеренное целенаправленное познание мира и преднамеренную деятельность в нем.

Исследования, которые проводились в институте по данной проблеме на протяжении более чем четырех десятилетий, развертывались в разных направлениях и аспектах.

Изложение материала удобно начать с исследований А.А. Смирнова по изучению закономерностей произвольного и непроизвольного запоминания, которые осуществлялись в конце 30-х гг., но были опубликованы позднее [16], [17], так как война задержала публикацию. Эти работы хорошо известны. Поэтому мы суммируем только несколько вытекающих из них выводов, имеющих принципиальное значение.

1. Было показано, что реализация мнемической задачи на произвольное запоминание осмысленного материала осуществляется посредством целого ряда специальных приемов или способов подхода к материалу, как-то: смысловая группировка и выделение опорных смысловых пунктов, составление плана, соотнесение запоминаемого материала с уже известным, определенная организация повторений и т.д. Всем этим приемам и их сознательному использованию человек предварительно должен обучиться, а если он этому не обучен, то никакого произвольного запоминания как процесса, оставляющего в памяти нечто большее по сравнению с тем, что остается при простом восприятии материала, просто нет. Поэтому очевидно, что в определенном смысле положение И. М. Сеченова о произвольных движениях как движениях заученных может быть расширено применительно также к операциям, входящим в процесс произвольного запоминания. Эти операции если и не заученные, то во всяком случае выученные. Это - умения и навыки, которыми человек овладевает в процессе обучения или самообучения.
2. Было показано, что эффективное действие специфических и дифференцированных мнемических задач, таких, как на максимальную полноту или точность воспроизведения, на максимальную длительность удержания в памяти, связано как раз, с максимальным использованием выделенных приемов запоминания, причем в условиях разных задач на первый план выступают то одни, то другие из этих приемов. Тем самым полностью снимался всякий мистический и таинственный налет с действия такого рода установок и их эффективность получала вполне ясное истолкование.
3. Было выявлено внутреннее единство и общность некоторых фундаментальных условий и механизмов эффективности непроизвольного и произвольного запоминания. Было показано, что в обоих случаях главным фундаментальным фактором, приводящим к наилучшему запоминанию, является глубокий и всесторонний мыслительный анализ материала. Чем глубже, шире, всестороннее анализ какого-либо материала в рамках любой деятельности человека, тем лучше его непроизвольное запоминание. А все приемы произвольного запоминания это, по сути дела, сознательно применяемые способы наиболее глубокого, широкого и всестороннего анализа.

Второй и наиболее большой по объему раздел статьи мы начнем с некоторых исследований, проведенных еще в 30-е и 40-е гг. в лаборатории С.В. Кравкова.

Научные интересы С.В. Кравкова были посвящены двум основным проблемам: механизмам цветового зрения и взаимодействию органов чувств. Если первая проблема - это типичная аналитическая проблема сенсорной психофизиологии, то вторая по своему смыслу относится уже к другому роду проблем, к проблемам механизмов целостной интегративной деятельности мозга. Поэтому не удивительно, что в лаборатории СВ. Кравкова в 1936г. А.И. Богословский открыл эффект условнорефлекторного изменения электрической чувствительности глаза [1] как один из особых случаев взаимодействия анализаторов - по механизму условного рефлекса. Как известно, в том же году сенсорный условный рефлекс независимо от А.И. Богословского был открыт и описан А.О. Долиным [6]. Однако статьи А.О. Долина и А.И. Богословского весьма сильно отличаются друг от друга. В статье А.И. Богословского были рассмотрены помимо условнорефлекторных также и такие явления, которые не поддавались удовлетворительной трактовке в рамках только условнорефлекторных закономерностей, установленных в опытах на животных. Здесь действовали, по А.И. Богословскому, также и «факторы сознания», что выдвигало на повестку дня задачу их специального изучения. Явления, описанные А.И. Богословским, состояли в следующем:

1. Условнорефлекторный эффект повышения электрической чувствительности глаза наблюдался при выработке условного рефлекса на время: через каждые 10 мин после начала темновой адаптации производились световые засветы глаза испытуемого, после чего его электрическая чувствительность повышалась. Когда же засветы отменили, чувствительность продолжала повышаться через 10, 20 и т.д. минут после начала темновой адаптации. Перед нами как будто бы типичный условный рефлекс на время. Однако когда испытуемым в начале одного из опытов сказали: «Сегодня засветов не будет, можете их не ждать и к ним не готовиться», никакого повышения чувствительности не произошло.
2. Вырабатывался сенсорный условный рефлекс на метроном. После метронома давался световой засвет глаза, повышающий его электрическую чувствительность. Когда засвет пропускался, чувствительность повышалась по механизму условного рефлекса. Но и здесь, когда испытуемым говорили, что «после метронома засвета не будет», условный рефлекс либо совсем не проявлялся, ибо оказывался очень сильно уменьшенным.
3. Наконец, испытуемых просили «представить себе засвет»: после этого также наблюдалось определенное повышение электрической чувствительности глаза, хотя и меньшее, чем при выработке условного рефлекса.

Все три факта не поддавались объяснению в рамках известных условнорефлекторных закономерностей, и А.И. Богословский говорил в своей статье о влиянии на чувствительность факторов, связанных е сознанием. Природа, этих факторов, правда, оставалась нераскрытой. Но проблема была поставлена.

Все основные явления, замеченные А. И. Богословским, многократно описывались в дальнейшем применительно к самым разнообразным условным рефлексам человека в американской и советской литературе. В американской - под терминами произвольного контроля или роли когнитивных факторов в процессах выработки, угашения и дифференцирования условных рефлексов, в советской - в терминах взаимодействия двух сигнальных систем. Они были суммированы в нашей книге [19], о них говорит Брунер в контексте проблем активности восприятия [4].

Природа и механизмы влияния на чувствительность факторов, связанных с сознанием и речевой деятельностью, в дальнейшем стали в лаборатории С.В. Кравкова предметом специального исследования в работах Е.Н. Семеновской, которая поставила целью выяснить, почему повышается абсолютная зрительная чувствительность, когда испытуемым дается инструкция работать с максимальным напряжением внимания [15]. Вывод, к которому пришла Е.Н. Семеновская, в настоящее время может показаться тривиальным, но на самом деле он таким не является (во всяком случае, ни одна из современных психофизических пороговых теорий еще не использует его в полной мере), и тем более он не был таким более 30 лет назад - до открытия восходящих активирующих систем мозга. Вывод состоял в том, что внимание, возникающее и усиливающееся под влиянием инструкции, повышает возбудимость нервных центров и усиливает процесс возбуждения, вызываемый действием слабых сигналов. Это заключение не было только гипотетическим выводом, а прямо обосновывалось рядом остроумных экспериментов, и очень жаль, что из-за ограниченного объема статьи мы не имеем возможности сейчас их описать.

В конце 40-х гг. в лаборатории С.В. Кравкова было начато важное исследование Л.А. Шварц [22]; [23], [24]. Речь шла об изучении факторов, связанных с активностью человека в процессе тренировки по узнаванию форм объектов в условиях слабой освещенности. Испытуемый должен был различать четыре похожих изображения. Определялись пороги узнавания, т.е. при каком уровне освещения это происходит точно и безошибочно. Выяснилось, что простое повторение заданий понижало пороги узнавания всего на 30-40%, тогда как информирование испытуемого, правильно или нет была узнана фигура, понижало пороги уже на 300-400%. Но самой примечательной была еще одна серия опытов. В этой серии испытуемым говорили примерно следующее: «Когда вы начали работать, вы узнавали, фигуры при таком-то делении клина адаптометра (называлась цифра), а теперь узнаете уже при таком-то делении. Видите, насколько вы уже продвинулись, но вы можете продвинуться еще дальше. Постарайтесь в течение оставшихся экспериментов научиться узнавать фигуры при таком-то делении клина (называлась соответствующая цифра)». В этом случае в течение 5-б опытных дней пороги узнавания понижались на 1000-1200% от фона. Какие, же факторы приводили к столь большому повышению различительной чувствительности? Л.А. Шварц указывала на два основных и взаимосвязанных фактора: 1) решение задачи, требующей от человека произвольного и сознательного понижения порогов узнавания, приводит к тому, что по мере снижения освещенности зрительных объектов в восприятие включаются новые дифференцирующие признаки, по Которым эти объекты могут узнаваться и различаться; 2) условием, ведущим к выделению новых дифференцирующих признаков, является стойкое повышение тонуса возбуждения в корковом конце зрительного анализатора под влиянием постоянных импульсаций со стороны второй сигнальной системы. Здесь, как можно видеть, вывод Л.А. Шварц находится в соответствии с выводом, к которому пришла Е.Н. Семеновская, но диапазон второсигнальных воздействий, повышающих тонус зрительных центров в экспериментах Л.А. Шварц, был шире, чем у Е.Н. Семеновской.

Значение исследования Л.А. Шварц состояло в том, что в нем активная сознательная сторона деятельности человека по восприятию сигналов в затрудненных условиях переставала быть некоей глобальной недифференцированной активностью субъекта, а получала содержательную характеристику. Выявлялась внешняя детерминация активности - как ее вызвать и усилить - и внутренняя структура активной деятельности в смысле определенных перестроек процесса восприятия2.

В первой половине 40-х гг. под руководством А.В. Запорожца в институте начались систематические многолетние исследования развития произвольных движений у детей, результаты которых были обобщены в книге [8].

Эти исследования основывались на теоретических положениях Л. С. Выготского об опосредствованном словесными знаками происхождении высших психических процессов человека. А.В. Запорожец отмечал также, что «положение Л.С. Выготского о роли слова в человеческих движениях хорошо согласуется с учением о двух сигнальных системах» [8; 35].

Не вдаваясь сейчас в детали, отметим, что сам Л.С. Выготский одним из первых в психологии высоко оценил идею И.П. Павлова о второй сигнальной системе и качественном различии процессов высшей нервной деятельности человека и животных [5]. Сама теория культурно-исторического развития высших психических чтений Л.С. Выготского внутренне неразрывно связана и с теорией временных связей И.П. Павлова, и с идеей второй сигнальной системы.

Один из основных капитальных выводов всего комплекса исследований А.В. Запорожца и его сотрудников состоял в том, что главным звеном, компонентом или условием формирования произвольных движений является наличие ориентировочно-исследовательской деятельности по отношению к определенным объектам во внешней среде и по отношению к собственным двигательным актам. Ориентировочно-исследовательские реакции, направленные на узловые элементы ситуации и собственные движения, являются необходимым и решающим условием формирования произвольных действий и полноценных двигательных навыков. Наряду с этим через всю книгу А.В. Запорожца красной нитью проходит вопрос о внутренних причинах такого значения ориентировки, о природе ее влияния на процесс формирования произвольных действий.

Отвечая на этот вопрос, А.В. Запорожец исходит из того, что функциональная роль двигательных ориентировочных актов, состоящих в поворотах головы, глаз и всего тела в сторону определенных раздражителей, заключается отнюдь не в производстве этих движений самих по себе, но состоит в усилении соответствующих зрительных, слуховых, проприоцептивных и т.д.) ощущений. А если это так, если определенные ощущения усиливаются, то естественно, что соответствующие объекты, их части или признаки лучше выделяются на фоне других, точнее дифференцируются и связываются между собой. Именно в силу этого данные ощущения и включают в афферентацию произвольных действий.

Рассматривая результаты опытов М.И. Лисиной по формированию произвольных вазомоторных реакций, А.В. Запорожец писал: «Организуя с помощью дополнительных непосредственных и словесных воздействий ориентировку испытуемых на афферентные импульсы, идущие от вазомоторов, привлекая к последним eго внимание, мы тем самым усиливали действие этих импульсов на нервную систему, облегчали их выделение и создавали возможность придать нм условное сигнальное значение» [8; 177].

В другом месте А.В. Запорожец пишет следующее: «Осуществляемое при помощи ориентировки усиление действия определенных раздражителей имеет, по-видимому, весьма важное приспособительное значение, и прежде всего для анализа действующих на организм раздражителей» [8; 180]. Если же внимание привлекается к определенным компонентам собственных действий, то в сфере двигательного анализатора возникает доминантный очаг возбуждения «и афферентные импульсы, поступающие в кору от работающих мышц, подвергаются первоочередной и наиболее тщательной аналитико-синтетической обработке со стороны больших полушарий. Тем самым обеспечиваются условия для образования новых двигательных навыков и их дифференцирования» [8; 137].

В экспериментальных исследованиях сотрудников А.В. Запорожца было выявлено, что при направленном формировании произвольных движений и двигательных навыков ориентировочные реакции могут возникать или на основе подражания, или на основе показов и словесных указаний экспериментатора, причем роль словесно организуемой ориентировки неуклонно повышается с возрастом. Что же касается интимного механизма влияния ориентировочных реакций, то он во всех ел; чаях остается все тем же - это усиление определенных ощущений с стороны определенных внешних воздействий. «Словесно вызываема ориентировка, - писал А.В. Запорожец, - усиливает действие слабых, незаметных раздражителей и тем облегчает их анализирование, а та» же связывание с другими раздражителями и ответными реакциями организма» [8; 210].

Заканчивая анализ результатов цикла исследований, проведенных в лаборатории А.В. Запорожца, следует отметить, что заключение, ее гласно которому ориентировка усиливает определенные ощущения, при всем своем правдоподобии и даже неизбежности в ряду полученных фактов все же не; имело под собой каких-либо прямых доказательств. Это в определенной степени было сделано в другой лаборатории института - в лаборатории Е.И. Бойко, где предметом изучения прямо стали избирательные селективные изменения потока афферентаций у человека, эффекты локального усиления и ослабления афферентаций при их взаимодействии со словесными раздражителями.

Работы лаборатории Е.И. Бойко в указанном направлении развертывались с начала 50-х гг. и в теоретическом отношении основывались на идее И.П. Павлова о высшей регулирующей и управляющей функции второй, сигнальной системы в поведении и высшей нервной деятельности человека [2], [3], [19], [20].

В лаборатории была разработана методика, позволяющая экспериментально выявлять состояния локальной возбудимости в разных пунктах зрительного анализатора, соответствующих проекциям отдельных раздражителей, находящихся в поле зрения испытуемого, когда тот выполняет разные виды деятельности с этими объектами, решая несложные перцептивные, мнемические и мыслительные задачи. Зрительными объектами служили вспышки маленьких электрических лампочек, расположенных на панели пульта. Исходно принималось, что все процессы анализа, синтеза и осуществления сенсомоторных реакций направляются у человека словесными инструкциями, в которых формулируются требования и условия решаемых испытуемыми задач. Получаемые результаты неизменно показывали, что в условиях разных инструкций и при решении разных задач со зрительными объектами локальные изменения возбудимости в разных пунктах зрительного анализатора (мозаика возбужденных и заторможенных пунктов) закономерно различны даже при полной идентичности всех физических параметров объектов. Во всех случаях в пунктах адресации ламп, выбираемых по инструкции, запоминаемых или сравниваемых между собой, независимо от их физической интенсивности, имела место самая высокая возбудимость. Более того, испытуемому можно было предложить мысленно выделять и запоминать вообще не сами вспыхивающие лампы, а какие-либо другие, связанные со вспыхивающими определенными отношениями. Например, вспыхивали две лампы, а одна лампа между ними не вспыхивала. Если надо было выделять и запоминать эти невспыхнувшие лампы, то возбудимость в пунктах их адресации оказывалась выше, чем во всех других пунктах анализатора. Это локальное повышение возбудимости в пунктах выбираемых по инструкции ламп рассматривалось как непосредственная причина того, что возбуждения от определенных зрительных объектов, даже очень слабые сами по себе, получают физиологические преимущества перед другими возбуждениями и, как следствие этого, именно соответствующие объекты удерживаются в памяти, афферентируют движения и т.п.

С другой стороны, если испытуемому предъявлялись, например, последовательно пары ламп, в которых одна лампа была яркой, а другая - тусклой, а его просили запоминать только местоположение и последовательность тусклых вспышек, то во многих случаях возбудимость в пунктах ярких ламп оказывалась резко пониженной, т.е. можно было заключить, что афферентации от этих ламп тормозились, блокировались, что рассматривалось как необходимое физиологическое условие того, что соответствующие афферентации исключались из хода и результатов аналитико-синтетических процессов в отношении зрительных объектов.

На основе совокупности такого рода фактических Е.И. Бой ко было сформулировано представление о второсигнальных управляющих импульсах, избирательно, локально и направленно из меняющих - повышающих и понижающих - возбудимость в разных пунктах анализаторов первой сигнальной системы, и обнов работы мозга человека при осуществлении любых произвольны актов - принцип второсигнального управления афферентациями [2], [3]. Этот принцип гласил, что следует «отказаться от прежнего представления об афферентацин сложных поведенческих актов как о чисто центростремительном пассивном процессе воздействия на мозг через рецепторы и утверждать, что наряду (и в теснейшей связи) с построением движений и координационным управлением двигательными актами существует центральное управление потоками афферентных импульсов. Это означает, что сложная афферентация, необходимая для осуществления целенаправленных реакций, является не только (и не столько) результатом стихийных внешних воздействий, но в то же время результатом работы центральной нервной системы (у человека, второй сигнальной системы), которая при посредстве центробежных импульсов и двигательных актов регулирует, контролирует и, в известном смысле, организует сложный поток восходящих афферентных импульсаций» [2; 8]. Нельзя не заметить идейную преемственность этого общего принципа с работами А.И. Богословского, Е.Н. Семеновской и Л.А. Шварц.

Чтобы сделать понятной содержательную связь принципа второсигнального управления афферентациями с выводом . Запорожца об усилении ощущений как факторе формирования произвольных движений, отметим, что если возбудимость в проекциях определенных раздражителей повышается, то соответствующие ощущения должны усиливаться, и наоборот, если возбудимость понижается, то ощущения должны ослабляться. Так должно происходить потомy, что вследствие центрального повышения и понижения возбудимости изменяется количество нейронов, возбуждающихся со стороны прямого сенсорного входа, и, возможно, также частота их разрядов. А это как раз те факторы, которые, согласно современным нейрофизиологическим данным, определяют силу ощущений.

Сопоставляя выводы исследований лаборатории А.В. Запорожца и Е.И. Бойко, необходимо остановиться на двух обстоятельствах, в которых они могут показаться различными, хотя на самом деле эти различия носят в основном внешний и не принципиальный характер.

В отличие от А.В. Запорожца Е.И. Бо йко анализе эффектов усиления афферентаций говорил не об ориентировочных, а об установочных реакциях. Основанием для этого послужило тоt обстоятельство, что ориентировочные реакции это, по определению, реакции на новизну, которые угасают по мере повторного действия раздражителей. Между тем установочные реакции, по мнению Е.И. Бо йко, являются постоянным и неотъемлемым компонентом ли произвольных актов, сколь бы часто эти акты ни повторялись. Так, если перед человеком находится много разных объектов, а ему нужно взять какой-либо один определенный, ничем не примечательный среди других, то всегда, сколь ко бы раз это действие ни производилось, афферентации от данного объекта должны быть усилены, что осуществляется как под влиянием центробежных нервных импульсов, так и вследствие установочных движений поворота головы и глаз в сторону данного объекта. А будучи усиленными, соответствующие афферентации уже организуют двигательный акт. По нашему мнению, расхождение между А.В. Запорожцем и Е.И. Бойко является здесь в основном терминологическим. Кроме того, нельзя забывать, что в центре внимания А.В. Запорожца были возрастные закономерности формирования произвольных движений у детей, когда на первый план выступает исследование и познание еще не известного в мире, в лаборатории же Е.И. Бойко изучались механизмы хорошо отработанных привычных произвольных актов взрослого человека.

Кроме того, в исследованиях Е.И. Бойко и его сотрудников двигательные компоненты; установочных реакций - в виде поворотов головы и глаз в сторону выделяемых объектов - были специально сознательно исключены и все эксперименты со зрительными объектами проводились при фиксированном взоре испытуемых. Поэтому наблюдаемые эффекты локального повышения и понижения возбудимости в определенных пунктах зрительного анализатора могли быть уверенно отнесены за счет центральных нервных механизмов. Однако ясно, что в реальных условиях второсигнальное повышение возбудимости, в определенных пунктах анализатора обычно сопровождается также двигательными реакциями поворота глаз и головы в сторону соответствующего объекта. Эти реакции Е.И. Бойко и называл установочными.

Из работ, проведенных в лаборатории Е.И. Бойко, следовали некоторые важные теоретические выводы относительно содержания образов восприятия человека в разных условиях деятельности. В частности, в нашей книге отмечалось, что под влиянием второсигнальиых управляющих импульсов при действии непосредственных раздражителей в анализаторах человека складывается несколько иной узор возбуждений, чем тот, который сложился бы там в их отсутствие. В этом узоре подчеркнуты одни части первосигнальной картины и ослаблены или совсем отсутствуют другие. Следовательно, «в образе восприятия также должны быть усилены одни впечатления и ослаблены другие, что и соответствует характерным фактам, его направленности и избирательности» [19; 287]. Из исследований сотрудников А.В. Запорожца также следовало, что поскольку «система ассоциаций, образуемая путем ориентировочно-исследовательской деятельности, составляет основу образа ситуации» [8; 211], то при разных ориентировочно-исследовательских деятельностях должны складываться разные образы. Что это действительно так, было показано в ряде исследований, проведенных в лаборатории Д.А. Ошанина. Использование специальных приемов объективации образов восприятия позволило выявить, что даже при полностью тождественных внешних условиях складывающиеся у человека оперативные образы объектов в разных условиях деятельности при решении разных задач различны [13], [14].

В общем русле изучения механизмов произвольных психических процессов в институте важное место принадлежит работам А.Н. Соколова по исследованию механизмов внутренней речи и мышления. Эти работы были начаты в конце 40-х гг. и получили окончательное оформление в книге [18]. А.Н. Соколов экспериментально показал участие скрытых речедвигательных импульсаций - тонических и фазических - в протекании практически всех мыслительных актов человека не только вербальных, но и при оперировании наглядным зрительным материалом. Полученные им факты широко и хорошо известны. Менее известна теоретическая трактовка, данная А.Н. Соколовым совокупности обнаруженных и описанных закономерностей, которая имеет принципиально важное значение в контексте проблемы организации и механизмов произвольной деятельности человека. Эта трактовка состоит в том, что эфферентные речедвигательные импульсации рассматриваются А.Н. Соколовым прежде всего «как механизм активного, произвольного управления мыслительными процессами»3 [18; 230]. Это обусловлено тем, пишет А.Н. Соколов, что «и сама задача как детерминирующий или установочный фактор мышления, и вырабатываемый план ее решения фиксируются и воспроизводятся в памяти человека с помощью скрытой вербализации, которая таким образом регулирует всю связанную с ними нейродинамику мыслительных процессов» (там же). Обсуждая вопрос, как может происходить такая регуляция, А.Н. Соколов подчеркивает, что самая суть процесса речевого мышления состоит отнюдь не в оперировании словами, а в функционировании обобщенных межанализаторных связей на речевой основе. В силу этого речевые кинестезии по обратным, связям постоянно активируют связанные с ними мозговые структуры системы значений. Речевые кинестезии потому управляют мыслительными процессами, что, усиливаясь, активируют и соответствующие системы значений, а при операциях с наглядным материалом обеспечивают целенаправленный отбор, обобщение и фиксирование сенсорной информации. В этом пункте А.Н. Соколов прямо связывает свою позицию с представлением Е.И. Бойко о второсигнальных управляющих импульсах, поскольку из полученных материалов следовало, что в процессе решения зрительных задач вербализуются преимущественно слабые (трудно замечаемые) компоненты воспринимаемого материала. «Наглядное мышление, - писал А.Н. Соколов, - основано на необходимости перевода слабых компонентов из незамечаемых в замечаемые, что и достигается посредством их словесного обозначения» [18; 205]. В этой связи хотелось бы еще раз вспомнить, что в работах А.В. Запорожца именно усиление определенных ощущений (или «перевод слабых компонентов среды из незамечаемых в замечаемые») выступало в качестве важнейшего центрального компонента формирования произвольных действий, а в работах Е.И. Бойко и его сотрудников такой перевод связывался с второсигнальным локальным повышением возбудимости в определенных пунктах непосредственных корковых проекций. Таким образом, выводы, полученные независимо друг от друга в трех разных лабораториях института, по существу полностью совпадают между собой, характеризуя разные аспекты одной и той же общей решающей черты произвольных актов человека.

В связи с работами А.Н. Соколова следует назвать еще один цикл исследований, проводившихся в институте. Это работы Н.И. Жинкина [7] о механизмах речевого высказывания, начиная с высшего произвольного и второсигнального уровня выбора необходимых слов из памяти и кончая непроизвольным уровнем интеграции нескольких периферических аппаратов речи, интеграции, дающей на выходе то самое звучащее Слово, которое было выбрано из памяти. Исследования Н.И. Жинкина многоплановы. Отметим лишь два положения его работы, наиболее тесно связанные с общим направлением исследований произвольных актов у человека.

1. В книге «Механизмы речи» уже содержится положение, развитое затем А.Н, Соколовым, об управляющей функции активности периферических речевых органов в процессе формирования речевого высказывания. Н. И. Жинкин отмечал, что функциональная роль активности периферических речевых органов при формировании высказывания может состоять в усилении по обратным связям механизма отбора нужных слов.
2. Н.И. Жинкин развил и обосновал взгляд, согласно которому при формировании высказывания каждое Слово извлекается из памяти как единое целое. Это происходит на высшем корковом произвольном и сознательном уровне построения высказывания. Что же касается дальнейшего хода процесса, то речедвигательный синтез слова, завершающийся его произнесением, происходит на непроизвольном подкорковом уровне как сложный саморегулирующийся процесс интеграции трех речевых систем, участвующих в произнесении: генераторной, резонаторной и энергетической.

В первой половине 60-х гг. О.А. Конопкин с сотрудниками начали еще один большой комплекс исследований произвольной деятельности человека, в котором предметом изучения были относительно несложные сенсомоторные произвольные двигательные реакции [10], [11]. На большом фактическом материале было показано, что и в этом случае уровень осознанного произвольного регулирования является не только актуальным, «но может выступать в качестве ведущего и определяющего» [10; 4].

Выше отмечалось, что работы ряда лабораторий института по проблеме произвольности основывались на теоретических идеях И.П. Павлова и Л.С. Выготского. Эти же два имени должны быть названы также и при рассмотрении исторических истоков того подхода к сенсомоторным реакциям, который развивается О.А. Конопкиным. Как известно, И.П. Павлов резко отрицательно относился к такой трактовке механизмов сенсомоторных реакций человека, вырабатываемых на основе речевого подкрепления, которая не отличает эти реакции от условных рефлексов животных. Именно по отношению к этим реакциям И.П. Павлов говорил, что если вы поставили человека в положение собаки, тоне думайте, что он и ведет себя по-собачьи, ни о чем себя не спрашивает и не рассуждает.

Что касается Л.С. Выготского, то в его труде «Развитие высших психических функций» сенсомоторным реакциям человека посвящено несколько весьма примечательных страниц, где высказано резко отрицательное отношение к традиционным экспериментально-психологическим исследованиям времени реакций человека. Л.С. Выготский отмечал, во-первых, что исследователи занимались в основном измерением времени реакций, тогда как анализ самих процессов реагирования оставался очень скудным и, по существу подменялся чисто логическими рассуждениями; во-вторых, решающий момент эксперимента - инструкция - вообще выпадал из поля зрения исследователей, которые наивно полагали, что процесс, будучи вызван инструкцией, затем протекает так же, как если бы он возник сам собой без инструкции. Это ни с чем не сравнимое своеобразие психологического эксперимента, говорил Л.С. Выготский, не учитывалось вовсе.

В числе же ближайших идейных предшественников О.А. Конопкина в институте должен быть назван Е.И. Бойко, который в течение ряда лет обосновывал необходимость изучения сенсомоторных реакций как собственно человеческих форм деятельности, при осуществлении которых, как правило, имеет место взаимодействие словесных (второсигнальных) и непосредственных (первосигнальных) воздействий при ведущей роли второсигнального уровня регуляции. В книге Е.И. Бойко [3], по-видимому впервые в мировой психологии и психофизиологии, давалась такая кибернетическая блок-схема механизмов реакции человека, которой ведущее место занимал блок, обозначенный как вторая сигнальная система.

Но у Е.И. Бойко этот блок оставался глобальным и мало дифференцированным; в него рядоположно входили и инструкция с разными ее компонентами, и разного рода вербальная информация об условиях эксперимента, и формулировка программы действия. В работах же О.А. Конопкина с сотрудниками было показано, что сам этот блок имеет сложное строение, представляя собой определенную внутренне организованную систему детерминант, обеспечивающих осуществление высшего уровня регулирования сенсомоторной деятельности. В эту систему со своими специфическими функциями входят такие составляющие, как принятая субъектом цель деятельности, субъективная модель значимых условий деятельности, программа собственно исполнительских действий, система критериев успешности, информация о реально достигнутых результатах и решение о коррекции системы регулирования. О.А. Конопкин не касается в своих работах психофизиологической стороны дела, но отмечает их несомненную связь с исследованиями управляющей функции второй сигнальной системы [10].

Заканчивая статью, попробуем кратко сформулировать некоторые общие итоги проведенных исследований.

Прежде всего они показывают неразрывную связь, единство, взаимопроникновение произвольных действий и познавательных процессов человека. Без произвольности нет познания, а без познания нет произвольных актов. Весь рассмотренный материал с таким же основанием может анализироваться применительно к проблемам сенсорики, восприятия и мышления, как и применительно к проблеме организации произвольных актов. И это, с нашей точки зрения, является реальным продвижением на пути фактического функционализма в психологии.

Если посмотреть на комплекс проведенных исследований с точки зрения принципа деятельности, то ясно видно, что во всех случаях изучались не какие-то отдельные абстрактные психические процессы человека, а целостные акты деятельности, направленные к определенной цели, состоящие в решении определенных задач.

Что касается того, какие вопросы позволяет прояснить проведенный комплекс исследований, то здесь можно указать на следующее.

До сих пор существует большой разнобой, теоретическая и терминологическая путаница в отношении того, что считать высшим регулятором произвольных актов человека. В качестве кандидатов на эту роль наиболее часто выдвигаются психика, сознание, речь, язык, вторая сигнальная система, лобные доли мозга. Из этого перечня видно, скол различны и разноплановы данные понятия и что какой-либо ясности в этом вопросе не существует. Представляется, что весь комплекс рассмотренных исследований позволяет сделать этот вопрос более ясным.

Начнем с самого главного. Если в качестве ведущих, внешних детерминант произвольных действий мы, вслед за Спинозой, примем закономерные отношения между вещами и явлениями внешнего мира, как и между самими людьми (необходимость вещей [20], то эти отношения, чтобы детерминировать поведение, должны быть отражены человеком как таковые. А отражение общего, всеобщего, необходимого и закономерного принято относить к высшему уровню психического отражения, к уровню сознания. Поэтому ведущий уровень организации произвольных действий человека - это высший уровень психики, сознание, а не вся психика.

Как в свете сказанного отнестись к часто встречающемуся утверждению, что произвольные психические действия регулируются речью? Оно, на наш взгляд, вряд ли правильно. Речь сама является одним из видов произвольной сознательной деятельности человека. Ее течение само направляется смыслом ситуации, его отражением на уровне сознания.

Иное дело язык. Без языка понятийное обобщенное и, следовательно, сознательное отражение, отражение всеобщего необходимого и закономерного в сколько-нибудь развитой форме невозможно. Поэтому язык является, как это часто справедливо говорят, орудием сознания и, следовательно, орудием осуществления всех произвольных актов человека. Но и о языке нельзя сказать, что он регулирует или управляет течением произвольных психических процессов. Он только средство такого управления.

Физиологические механизмы языкового по природе понятийного сознательного отражения действительности в советской психологии и физиологии принято относить ко второй сигнальной системе. Поэтому если с психологической точки зрения в психологических терминах высшим регулятором произвольных актов является сознание, то с физиологической точки зрения в физиологических терминах это второсигнальный уровень, процессов высшей нервной деятельности, как и утверждал И.П. Павлов.

Если мы принимаем, что сознание или процессы второй сигнальной системы являются высшим регулятором или высшей инстанцией управления, то имеется в виду, что они должны что-то регулировать и чем-то управлять. Это связано с тем,- что всегда реально на человека воздействует множество внешних и внутренних факторов и действие многих из них не совпадает или даже идет вразрез с тем, что диктуется высшим уровнем отражения. Поэтому процессы высшего уровня должны подчинить себе течение всех других процессов, вызываемых действием других сторон действительности, если эти другие стороны также отражаются человеком (на сознательном и бессознательном уровне). Это подчинение осуществляется при помощи специальных механизмов, в частности тех, которые основываются на речевых кинестезиях и с психологической стороны выражаются в направленном усилении определенных ощущений, а с физиологической - в избирательном направленном усилении и ослаблении определенных афферентаций и определенных центральных возбуждений.

И последнее. Если имеются механизмы регуляции, то они, естественно, должны разыгрываться на каком-то субстрате. Но субстрат сам по себе без протекающих в нем процессов ничего регулировать и ничем управлять не может. Указание на морфологический субстрат не может заменить ни выяснения системы детерминант произвольных актов, ни выяснения сложной системы собственно процессов регуляции. Поэтому вряд ли лобные доли мозга могут рассматриваться как высший регулятор произвольных актов, а скорее они должны квалифицироваться как один из ведущих субстратов в организации произвольной деятельности.

Итак, надо различать: 1) ведущие внешние и внутренние детерминанты произвольных актов; 2) процессы и механизмы отражения этих детерминант на уровне сознания; 3) все другие внешние и внутренние воздействия, отражаемые на сознательном и бессознательном уровне, составляющие систему условий, в которых организуется произвольное действие; 4) механизмы регуляции и управления, благодаря которым ведущие детерминанты реально оказываются таковыми и высший уровень отражения подчиняет себе течение всех других психических процессов (совокупность некоторых простых произвольных действий, приемов, операций или навыков, которые формируются в процессе обучения и сознательно или автоматически применяются там, где они необходимы, и собственно физиологические механизмы интегративной деятельности мозга); 5) систему нервных субстратов, на которой разыгрываются механизмы управления.

Предложенная понятийно-терминологическая схема, вероятно, далеко не совершенна. Но тем не менее она, по-видимому, позволяет в первом приближении лучше, чем это было сделано до сих пор, анализировать и классифицировать факты, относящиеся к разным аспектам детерминации, организации, структуры и механизмов произвольной деятельности человека. Она позволяет также более четко наметить задачи и перспективы дальнейших системных комплексных исследований в одной из сложнейших областей психологии, которая в целом подпадает под общую категорию воли.

1. Богословский А.И. Опыт выработки сенсорных условных рефлексов у человека. — Физиологический журнал, 1936, т. XX, №6.
2. Бойко Е.И. время реакции человека: Автореф. докт. дис. — М., 1963, 24с.
3. Бойко Е.И. время реакции человека. — М., 1964. - 440с.
4. Брунер Дж. Психология познания: — М., 1977. - 412с.
5. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций. — M., 1960. - 499с.
6. Долин А.О. Новые факты к физиологическому пониманию ассоциации у человека. — Архив биологических наук, 1936, т.42, вып. 1—2, с.101-118
7. Жинкин Н.И. Механизмы речи. — М., 1958. — 370с.
8. Запорожец А.В. Развитие произвольных движений. — М., 1960. - 430с.
9. Конопкин О.А., Миславский Ю.И. Сеносорная чувствительность и произвольная регуляция деятельности. — Вопросы психологии, 1976, №5, с.70-83
10. Конопкин О.А. Проблема осознанного регулирования сенсомоторной деятельности: Автореф. докт. дис. — М., 1977, 83с.
11. Конопкин О.А. О психологической саморегуляции сенсомоторной деятельности. — В сб.: Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. М., 1978, с.78-92
12. Миславский Ю. И. Динамика сенсорной чувствительности и сознательно-произвольная регуляция деятельности человека в задачах обнаружения: Автореф. канд. дис. — М., 1977, 24 с.
13. Ошанин Д.А., Шебек Л.Р. Отражение в образе оперативной структуры объекта. — Вопросы психологии, 1968, .№5, с.50-56
14. Ошанин Д.А. Предметное действие и оперативный образ: Автореф. докт. дис. — М., 1973, 31с.
15. Семеновская Е.Н. Роль внимания в изменении чувствительности органа зрения. — Проблемы физиологической оптики, 1947, т.4, с.148-168
16. Смирнов А.А. Процессы мышления при запоминании. — Известия АПН РСФСР, 1945, вып.1, с.7-88
17. Смирнов А.А. Психология запоминания. — М.; Л, 1948. -328с.
18. Соколов А.Н. внутренняя речь и мышление.— М., 1968. - 248с.
19. Чуприкова Н.И. Слово как фактор управления в высшей нервной деятельности человека. — М., 1967. - 327с.
20. Чуприкова Н.И. Проблема детерминации доведения человека и некоторые психофизиологические механизмы второй сигнальной «темы. — В сб.: Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. М., 1978, с.153-166
21. Чуприкова Н.И. Возможные источники реакции ложной тревоги и психофизиологические механизмы оптимизации процесса обнаружения слабых сигналов. — В сб.: Психофизика сенсорных систем. М., 1979, с.121-129
22. Шварц Л.А. К вопросу о влиянии эмоционально-волевых моментов на чувствительность органов чувств. — Советская педагогика, 1947, №4, с.81-84
23. Шварц Л.А. К вопросу о способах повышения чувствительности органов чувств. — Проблемы физиологической оптики, 1950, т.9, с.191-196
24. Шварц Л.А. Влияние различных условии тренировки на порог зрительного узнавания. — В сб.: Вопросы изучения высшей нейродинамики в связи с проблемами психологии. М., 1957, с.140-167