Психология ученых

 в раздел Оглавление

«Мотивация и личность»

Глава 1   Психология ученых

мотивация ученых Ученые, как и прочие представители рода человеческого, движимы множеством потребностей: общевидовыми потребностями, например, потребностью в пище; потребностью в безопасности, защите, покровительстве; потребностью в социальных связях и в любви; потребностью в уважении и самоуважении, потребностью в положительной репутации и в определенном уровне общественного положения; и наконец, потребностью в самоактуализации, то есть в воплощении заложенных в каждом из нас идиосинкратических и общевидовых потенциалов. Этот перечень потребностей широко употребим в психологии хотя бы потому, что фрустрация любой из этих потребностей приводит к психопатологии.

Менее изученными, но все же достаточно известными являются потребности когнитивного ряда ѕ потребность в познании (любопытство) и потребность в понимании (потребность в философской, теологической, ценностной теории).

И наконец, меньше всего исследованы такие человеческие потребности и стремления, как потребность в красоте, симметрии, простоте, завершенности и порядке (их можно назвать потребностями эстетического характера), а также экспрессивные потребности, потребность в эмоциональном и моторном самовыражении, по всей вероятности, непосредственно связанные с эстетическими потребностями. У меня складывается впечатление, что все остальные известные нам потребности, нужды, желания и побуждения либо служат средством, приближающим нас к удовлетворению этих основополагающих, базовых потребностей, либо невротичны по своей природе, либо представляют собой продукт научения.

Очевидно, что человек, занимающийся философией науки, движим прежде всего потребностями когнитивного ряда. Только благодаря неиссякаемому любопытству, свойственному человеку, наука достигла нынешней естественно-исторической стадии развития, только благодаря нашему настойчивому стремлению к знанию, осмыслению и систематизации она вознеслась до столь высоких уровней абстрагирования. Именно второе условие ѕ присущая только человеку потребность в осмыслении и построении теории ѕ представляет собой условие sine qua nоn для науки, потому что зачатки любопытства мы можем наблюдать и у животных.

Однако другие человеческие потребности и мотивы также играют свою роль в развитии науки. Мы довольно часто упускаем из виду, что первые теоретики науки искали в ней прежде всего практическую пользу. Бэкон (24), например, видел в науке средство борьбы с болезнями и нищетой. Даже древние греки, несмотря на приверженность платоновской идее чистого и созерцательного разума, не забывали о практической, гуманитарной устремленности науки. Зачастую главным, исходным мотивом деятельности ученого становится высокая человечность, чувство родства с человечеством, или, вернее, неистребимое человеколюбие. Многие ученые посвящают себя науке, имея в сердце ту же цель, что и врач, посвящающий себя медицине, и благую цель помощи другому человеку.

И наконец, мы должны отдавать себе отчет в том, что практически любая человеческая потребность может подтолкнуть человека на стезю научного труда, ѕ другой вопрос, станет ли он ученым в высоком смысле этого слова. Человек может рассматривать науку как образ жизни, как источник престижа, средство самовыражения или средство удовлетворения любой из бесчисленного множества невротических потребностей.

Деятельность большинства людей, как правило, мотивирована не каким-то одним, исключительным и всеохватывающим мотивом, а комбинацией множества разнонаправленных и одновременно действующих мотивов. Поэтому, осторожности ради, я склонен предположить, что любой отдельно взятый человек, работающий на поприще науки, движим не только человеколюбием, но и простым человеческим любопытством, не только стремлением к почету и уважению, но и желанием заработать деньги и т.д. и т.п.

Синергическая природа рациональности и импульсивности

Похоже, все уже согласны с тем, что глупо и бессмысленно продолжать противопоставлять разумное начало животному, ибо разум так же "животен", как потребность в пище, по крайней мере, у такого животного, каковым является человек. Побуждение, импульс не обязательно противоречит уму и здравому смыслу, ибо здравый смысл сам по себе является импульсом. Во всяком случае, мы, кажется, все больше и больше осознаем, что у здорового человека рациональное и импульсивное начала синергичны, скорее пребывают в согласии, нежели противоборствуют друг другу. В данном случае нерациональное вовсе не синоним иррационального или антирационального; скорее, мы имеем дело с предрациональным. Если же мы сталкиваемся с принципиальным несоответствием или даже антагонизмом между конативной и когнитивной сферами, можно почти наверняка предположить, что мы имеем дело с социальной или индивидуальной патологией.

Потребность в любви и уважении столь же "священна", как и устремленность к истине. Так же и "чистую" науку нельзя назвать более достойной, нежели науку "очеловеченную", но нельзя назвать и менее достойной. Человек нуждается как в первом, так и во втором, и противопоставление здесь неуместно. Научный труд может быть игрой ума, а может рассматриваться как высокое служение, причем первое не исключает второго. Насколько правы были древние греки в их безусловном уважении к разуму и логике, настолько же они ошибались, приписывая разуму исключительное значение. Аристотель не сумел понять, что человеческая природа определяется не только разумом, но и любовью.

Когнитивные и эмоциональные потребности иногда конфликтуют между собой, удовлетворение первых зачастую приводит к фрустрации вторых, но это вовсе не означает, что согласие между ними принципиально невозможно; скорее, мы имеем дело с проблемой интеграции двух классов потребностей, с проблемой координации и соразмерности. Очевидно, что стремление к абстрактному знанию, к знанию в высшей степени надчело-веческому, этакое внеличностное любопытство, может стать препятствием для удовлетворения иных, не менее важных потребностей, например, потребности в безопасности. Говоря об этом, я имею в виду не только столь очевидный пример, как изобретение атомной бомбы, но и рассуждаю о явлениях общего порядка, пытаюсь приблизиться к мысли о том, что наука сама по себе является ценностной системой. Согласитесь, что ученый, посвятивший себя надличностным изысканиям совершенной, "чистой" науки, вряд ли станет Эйнштейном или Ньютоном, скорее, его можно будет сравнить с тем ученым нацистом, который ставил свои опыты на людях в концлагерях, или с голливудским "ученым-безумцем". Более полное, гуманистическое и трансцендентное определение истины и науки вы найдете в других работах. Изыскания науки ради науки с легкостью принимают такие же уродливые формы, как и произведения "чистого" искусства.

Плюралистическая природа науки

Наука, так же как и общение, работа, семья, служит удовлетворению самых разных потребностей человека. Любой человек сможет найти в науке нечто привлекательное для себя, неважно, юн этот человек или в летах, отважен или робок, педант или разгильдяй. Одних наука привлекает практической пользой, гуманистическим смыслом, другие приходят в восторг от имперсонального, надчеловеческого начала пауки. Одни ищут в ней четкости и симметрии, точных формулировок, другие ценят содержание, они хотят больше знать о "важных" вещах, пусть даже в ущерб точности и элегантности формулировок. Одни все время рвутся вперед, им нравится быть пионерами, первооткрывателями, другие предпочитают осваивать, обустраивать и обживать пространства, открытые другими. Одни ищут в науке безопасности, другие ѕ острых ощущений. Попробуйте отрешиться от личных пристрастий и перечислить черты идеальной супруги; точно так же невозможно описать идеального ученого, идеальную науку, идеальный метод, идеальную проблему, идеальное исследование. В реальной жизни нам могут нравиться или не нравиться те или иные отношения в той или иной семье, однако, несмотря ни на что. мы признаем за каждым человеком право выбирать себе спутника жизни в соответствии со своими вкусами; столь же плюралистичны мы должны быть по отношению к науке.

Функции науки можно условно подразделить, по меньшей мере, на девять классов:

  1. Постановка проблемы; интуитивный поиск, выдвижение гипотезы;
  2. тестирование, проверка, подтверждение или опровержение выдвинутой гипотезы; ее корректировка; выдвижение новых гипотез, повторная проверка, экспериментирование: накопление фактов, их постоянное уточнение;
  3. Организация, создание структуры, построение теории; поиск обобщений все более высокого порядка;
  4. Накопление исторического опыта, знаний;
  5. Технологическая функция: разработка и совершенствование научного инструментария, методологии, техник;
  6. Административная, исполнительная и организационная функции;
  7. Публицистические, просветительские функции;
  8. Утилитарная функция;
  9. Эмоциональные функции: радость открытия, оценка, почет, уважение, слава.

Многообразие функций науки предопределяет необходимость разделения научного труда, потому что вряд ли можно найти человека, который оказался бы в состоянии успешно исполнять столь разные обязанности. Разделение труда, в свою очередь, предопределяет потребность науки в самых разных людях ѕ с разными вкусами, пристрастиями, способностями и умениями.

Я не открою Америку, если скажу, что пристрастия являются отражением характера и личности. Это утверждение одинаково справедливо и в том случае, если говорить о выборе определенной отрасли знания (один человек предпочитает заниматься физикой, а другой ѕ антропологией), и в том случае, когда мы анализируем истоки предпочтений той или иной узкой специализации (один человек увлечен орнитологией, а другой ѕ генетикой). Этот же трюизм, хотя и не столь уверенно, мы вправе использовать, если возьмемся проанализировать причины выбора ученым конкретной научной проблематики (один занимается ретроактивным торможением, в то время как другой исследует феномен инсайта), причины выбора того или иного методического подхода, материала исследования, степени точности измерений, меры практической и гуманитарной значимости исследования и т.д. и т.п.

Каждый из нас, каждый из служителей науки дополняет собой научную общность и нуждается в других. Если бы все ученые предпочли посвятить себя физике, то наука просто остановилась бы в своем развитии. Слава богу, что существует разнообразие научных вкусов и пристрастий, разнообразие не менее широкое, чем в предпочтениях того или иного климата или в музыкальных пристрастиях. Именно потому, что одним нравится звучание скрипки, другим - тембр кларнета, а третьим - барабанная дробь, мы можем наслаждаться оркестровой музыкой. Так же и наука, наука в самом широком смысле этого слова, существует и развивается только благодаря разнообразию человеческих вкусов. Наука нуждается в разнообразии человеческого материала (не говоря уже о том, что она терпима к нему), разнообразие так же необходимо ей, как искусству, философии или политике, потому что каждый человек по-своему видит мир, ищет ответы на свои вопросы. Даже шизофреник, как ни странно, может принести пользу науке, поскольку в силу своей болезни с особой остротой воспринимает некоторые вещи.

Монистический подход - вот реальная опасность, которая угрожает науке. Он опасен уже потому, что "знание о человеке" на практике зачастую означает "знание о самом себе". Человеку свойственно проецировать личные вкусы, желания и предубеждения на универсум. Ученый, избрав себе в качестве призвания физику, биологию или социологию, уже самим фактом выбора демонстрирует нам свою особость, свое отличие от иных служителей науки в некоторых очень важных, даже фундаментальных аспектах (401). Вполне логично предположить, что физик, биолог и социолог каждый по-своему понимает сущность науки, имеет свое представление о научном методе, о целях и ценностях науки. Ясно, что к проявлениям подобного рода научного индивидуализма следует относиться с такой же терпимостью, как и к проявлениям индивидуальности в любой другой сфере человеческой деятельности.