Калинин Игорь Викторович, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Российский государственный университет им. А.Н.Косыгина (Технологии. Дизайн. Искусство)»; Москва, Россия.

Ключевые слова: мотив, цель, личностный смысл, импликативная решётка.

ABOUT ONE WAY OF STUDYING «PERSONAL MEANING» AS A RELATIONSHIP OF MOTIVE TO GOAL

I.V. Kalinin, Associate Professor of the Department of Psychology, Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education “Russian State University named after I.I. A.N. Kosygina (Technology. Design. Art)» Moscow, Russia.

Keywords: motive, goal, personal meaning, implicative grid.

понимание личностного смысла с позиций отношения мотива деятельности к цели действия в концепции А.Н. Леонтьева [5] в отечественной психологической литературе не является полностью бесспорным. Тем не менее, мы обращались к ней в наших предыдущих публикациях, стараясь показать эвристичность данного подхода: а) к рассмотрению определенной части жизненных кризисов субъекта сквозь призму данного понятия [4]; б) к возможности применения к такой формулировке личностного смысла объяснительного потенциала математической метафоры [9]; в) к важности и полезности уяснения психологической сущности тех феноменов, которые вытекают из простого применения математических правил к формулировке личностного смысла [3].

Стоит обратить внимание на разные взгляды исследователей в наполнении содержанием каждой из составных частей понятия «личностный смысл» в формулировке А.Н. Леонтьева, без которых, указанный смысл невозможен. Речь идет о понятии «мотив», и понятии «цель». Им то отказывали в факте их существования с позитивстки-бихевиоральных позиций, то признавали их существование с позиций ментализма [8]. При этом в последнем случае каждый из указанных теоретических конструктов дробили на многочисленные варианты [2], с одной стороны значительно затрудняющих их понимание, а с другой стороны дающих возможность их комбинаторики и нового осмысления того, чем же личностный смысл (при сочетании нового содержательного наполнения мотива и цели) является. Стоит обратить внимание и на то, что попытка такой комбинаторики ни в отечественной, ни в зарубежной психологической науке так и не была осуществлена, хотя, на наш взгляд, является весьма перспективной и многообещающей.

В контексте обсуждаемого понятия предлагалось не только новое наполнение содержанием понятий «мотив» и «цель», но и переинтерпретация самого понятия «личностный смысл» при сохранении его системообразующего стержня: отношения чего-то к чему-либо. Так, Б.С. Братусь предлагал рассматривать личностный смысл не только и не столько как отношение мотива к цели, а как отношение мотива к мотиву, потребности к предмету её удовлетворения [1].

В рамках данной работы мы не будем становиться на сторону того или иного автора ни в обсуждении самого понятия «личностный смысл», ни его составных частей, а лишь отметим непрекращающуюся дискуссию в указанном направлении и наметим те инструментальные возможности его исследования, которые предоставляет нам понимание «личностного смысла» как производного от «отношения мотива к цели».

Прием, используемый в исследовании, был разработан нами на основе применения импликативной решётки Дж. Келли [7], в качестве элементов и конструктов которой использовались ценности, взятые из «Методики изучения направленности личности» Н.Л. Силантьевой [6].

На первом этапе исследования каждому респонденту предлагался набор из 50 ценностей, которые необходимо было разбить на 2 группы: 1) группу, рассматриваемую испытуемым в качестве реально действующих для него мотивов; 2) группу, означаемую самим испытуемым в качестве достойных для достижения им самим целей. При этом количество ценностей, помещенных в первую и вторую группу, могло быть разным. Единственным ограничением являлось, чтобы каждая группа не могла быть меньше 10.

Уже на этом этапе выявился интересный факт, который впоследствии учитывался при обработке полученных данных. Оказалось, что в составе исследуемых можно было выделить как тех, у кого группа «мотив» превосходила группу «цели» в количественном отношении, так и тех, у кого, наоборот, группа «цель» значительно превышала по аналогичному параметру группу «мотив».

На втором этапе из указанных групп испытуемому предлагалось выбрать только 10 мотивов, которые определяют его поведение и всего лишь 10 целей, которых ему хотелось бы достичь в жизни. Затем, согласно вводимой инструкции, предлагалось проранжировать по мере значимости цели и мотивы, которые он выбрал. При этом на первое место рекомендовалось ставить наиболее значимую цель и мотив, на второе, чуть менее значимые и т. д., и так до тех пор, пока испытуемый не ставил ценность (означенную им самим как мотив или цель) на последнее десятое место.

На третьем этапе полученные данные заносились в импликативную решётку Келли, представлявшую собой таблицу (10 х 10), в которой в качестве элементов (по вертикали - столбцам) выступали цели, а в качестве конструктов (по горизонтали - по строчкам) - мотивы. Таких табличек испытуемому предлагалось две.

При заполнении первой испытуемому давалась следующая инструкция: «Представьте, что у Вас изменится (станет менее значимым или более значимым) или исчезнет мотив, который Вы поставили на первое место. Как Вы думаете, изменятся ли при этом какие - либо из выбранных Вами целей? Если да, то поставьте в той клеточке, которая находится на пересечении первого мотива и отреагировавшей на его изменение цели какой-нибудь значок. Затем переходите ко второму мотиву, после этого к третьему. Таким же образом поступите с оставшимся перечнем мотивов, вплоть до самого последнего (десятого)».

После того как испытуемый заполнил первую табличку, ему предлагают заполнить вторую табличку, идентичную первой по составу целей и мотивов. Однако она давалась в инвертированном виде: там, где располагались раньше мотивы, теперь помещались цели, и, наоборот, там, где были в предыдущей табличке цели, в той же последовательности помещались мотивы. Другими словами, мотивы и цели как бы менялись местами. При этом инструкция выглядела следующим образом: «Представьте, что Вы сами изменили цели. Как это отразится на мотивах? Изменятся ли какие-либо из них? Если да, то по аналогии с заполненной ранее табличкой, в клеточках, располагающихся на пересечении конкретного мотива и конкретной цели, поставьте какой-либо значок. Как и в случае с заполнением предыдущей таблички в одной строчке может быть несколько значков напротив выбранного мотива».

На четвертом этапе обе таблички, полученные от каждого испытуемого, сравнивались между собой для реализации изначально преследуемых целей исследования:

1. обнаружения различных вариантов сопряжения названных элементов и конструктов решетки, которые в процессе проведенного исследования попеременно менялись местами;
2. интерпретации полученных результатов, призванных прояснить понимание такого психологического конструкта как «личностный смысл», предложенный А.Н. Леонтьевым в рамках деятельностного подхода в психологии;
3. наметить круг вопросов, требующих своей дальнейшей конкретизации в контексте развития исследования проблематики смысловых образований вообще, и «личностного смысла» в частности.

Следует специально отметить пилотажный и поисковый характер нашего исследования, нацеленный на данном этапе не столько на попытку дать окончательный ответ, сколько на предварительное определение тех перспективных линий, которые могут выступить в дальнейшем в качестве магистральных для изучений. Поэтому здесь мы только на уровне первичного анализа контурно отметим те результаты, которые нам удалось получить в рамках настоящего исследования.

При сопоставлении 2-х заполненных решёток обнаружились 6 вариантов сопряжения между мотивом и целью, указывающих на особенности наличия или отсутствия связи между отмеченными элементами и конструктами.

1. Прямое двустороннее сопряжение: при изменении мотива изменяется цель (первая решётка), а при изменении цели изменяется этот же мотив (вторая решётка).
2. Одностороннее непосредственное сопряжение мотива и цели: изменение мотива ведёт к изменению цели (первая решётка), но при изменении цели (вторая решётка) изменение того же самого мотива (из первой решётки) не обнаруживается.
3. Одностороннее непосредственное сопряжение цели и мотива: изменение цели ведёт к изменению мотива (вторая решётка), но мотив не способствует изменению этой же цели (первая решётка).
4. Опосредованное сопряжение мотива с целью при окончательном замыкании на изменённом мотиве из первой решетки (мотивационно-целевая петля первого типа, или кратко мотивационная петля). В данном случае связь мотива с целью не прямая, а опосредствованная другими мотивами и целями: «Мотив 1» (М1) способствует изменению «Цели 2» (Ц2), однако «Цель 2» (вторая решётка) способствует изменению не «Мотива 1», а изменению «Мотива 4» (М4), ведущего в свою очередь к изменению «Цели 6» (Ц6 (первая решётка), изменение которой в дальнейшем замыкается опять-таки на «Мотиве 1» (М1). Указанная словесная расшифровка более компактно выглядит в следующем виде: (М1 -> Ц2 -> М4 -> Ц6 -> М1).
5. Опосредованное сопряжение цели с мотивом при окончательном замыкании на изменённой цели из второй решетки (мотивационно-целевая петля второго типа, или кратко целевая петля). Формула может выглядеть следующим образом (Ц4 -> М4 -> Ц1 -> М6 -> Ц4).

В четвертом и пятом вариантах размеры этих цепочек могут быть разными: от 3 опосредующих элементов и более. В нашем поисковом исследовании мы только отметили данный факт, но не стремились выделить наибольшее количество этих цепочек, хотя ход мыслей в данном направлении представляется нам достаточно интригующим.

6. Отсутствие сопряжение между мотивом и целью. Данная связь, вернее отсутствие сопряжения в решётке выглядела как пустая, незаполненная клеточка.

Наиболее интересными и практически значимыми из данных вариантов сопряжения, на наш взгляд, являются 4-ый и 5-ый, так как они не только дают возможность увидеть более дифференцированную картину, стоящую за понятием «личностный смысл», но направить мысль на поиск практических путей изменения различных смысловых образований не столько прямым, сколько косвенным (более мягким) образом.

В то же время даже такой, весьма схематичный анализ части полученных нами результатов, позволяет поставить ряд теоретических и методологических вопросов, ответы на которые, насколько мы осведомлены, предстоит только найти. 1. Возможно ли рассматривать «личностный смысл» не только со стороны формулировки «отношения мотива деятельности к цели действия», но и с обратной стороны: «отношения цели действия к мотиву деятельности? 2. Исчерпывается ли понятие «личностный смысл» только непосредственным отношением «мотива к цели», или же рассмотрение феноменов, обнаруженных в нашем исследовании (в виде опосредующих цепочек связи: петлей первого и второго типа) может расширить содержательный контекст обсуждаемой проблемы? 3. Каковы сильные и слабые стороны в применении различных вариантов решёток Дж. Келли в качестве технологии исследования «личностных смыслов» и насколько адекватным для этого они являются?

Тем не менее, мы уверены, что как положительные, так и отрицательные ответы на поставленные вопросы позволят взглянуть на обсуждаемую проблематику с позиций новой перспективы.

Литература

1. Братусь Б.С. Аномалии личности. Психологический подход. М.: Никея, 2019.
2. Ильин Е.П. мотивация и мотивы. – СПб.: Питер, 2002.
3. Калинин И.В. Экзистенциальный вакуум и внутренняя невесомость как составные части 4. кризисного состояния человека // Мир психологии», 2003, № 4. С. 168-182.
4. Калинин И.В. Психология внутреннего конфликта человека. - Ульяновск: ИПК ПРО. 2003.
5. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: смысл; Издательский центр «Академия», 2004.
6. Силантьева Н.Л. Методика изучения направленности личности // Методики социально-психологической диагностики личности и группы. М.: ИП РАН, 1990.
7. Франселла Ф, Банистер Д. Новый метод исследования личности. М.: Прогресс, 1987.
8. Хекхаузен Х. мотивация и деятельность. – СПб.: Питер, 2003.
9. Kalinin I.V. Potential of mathematical metaphor for interpretation of personal meaning as mechanism of crisis of person // Psychological science and practice: State of the Art. Collected papers. Chicago, 2017. P. 30-34.