О.А. Голоснов Донской государственный технический университет, Ростов-на Дону

Ключевые слова: категоризация, ментальные репрезентации, интерсубъективность, социальные представления.

Становление и развитие на рубеже 50-60 – х гг. ХХ века когнитивной психологии выступило своеобразной «реабилитацией» внутренних психических процессов и самого понятия «Сознание», нивелируемых господствовавшей ранее в западной психологии бихевиористской парадигмой. Возникло целинное поле исследования, которое стало активно «возделываться». В числе главных когнитивных «революционеров» следует назвать, прежде всего, Дж. Брунера, Л. Постмена, Дж. Миллера, У. Найссера и др. Отказываясь от бихевиористской стимульно-реактивной модели объяснения человеческого поведения, они в качестве фундаментального постулата выдвигали идею об опосредованности поведения действием перцептивно-когнитивных механизмов субъекта, с помощью которых поступающая из внешней среды информация принимается, кодируется и сохраняется [Икегами Т., 1986] (подобно алгоритму работы ЭВМ). В результате проведения определённой работы с поступающей сенсорной информацией у индивида формируется образ внешнего мира, состоящий из ментальных репрезентаций, к которым относятся различные правила, концепты, аналогии и образы [Тагард П., 1996].

При этом исходным моментом выступает процедура категоризации, поскольку любой перцептивный акт начинается именно с неё. В самом общем виде категоризацию можно рассматривать как процесс отнесения некого объекта к определённой категории, то есть классу сходных объектов. Вот как весьма образно об этом говорит Дж. Брунер: «Если бы какое-нибудь восприятие оказалось не включённым в систему категорий…оно было бы обречено оставаться недоступной жемчужиной, жар-птицей, погребённой в безмолвии индивидуального опыта» [Брунер Дж., 1975]. Используя подобный когнитивный механизм, индивид структурирует окружающие его объекты и явления. Система вышеуказанных правил, концептов, аналогий и образов, позволяет любому новому перцептивному опыту логично и непротиворечиво встраиваться в соответствие с уже имеющимся.

Вместе с тем, ментальное репрезентирование не является (несмотря на распространение «метафоры информационных процессов») просто неким механическим процессом кодирования/декодирования поступающей из внешней среды сенсорной информации. У индивида под воздействием различных факторов формируются структуры жизненного опыта, продуцирующие определённые ожидания и предположения, перцептивные «гипотезы» в терминологии Брунера, оказывающие самое существенное воздействие на поиск признаков, необходимых на отнесение некого объекта к той или ной категории. Субъективное ожидание вероятности такого соответствия «насыщает» гипотезу, тем самым сокращая время поиска и количество признаков для категоризации объекта. В одном из самых известных экспериментов Дж. Брунера, Л. Постмена и А. Минтурна в зависимости от предшествовавшего предъявления буквенного или цифрового ряда цифра 13 могла восприниматься как стилизованная буква В благодаря сформировавшейся некой «перцептивной готовности», построенной на соответствующей «гипотезе». Также можно указать эксперимент с реакцией на предъявление «фейковых» игральных карт с неправильным цветом мастей, которые большинством испытуемых не выявлялись, особенно при незначительном времени экспозиции.

Кроме того, даже простые, обыденные категории, используемые индивидом в повседневной жизни, при детальном рассмотрении часто обнаруживают внутреннюю противоречивость. Так, Ч. Филлмор задаётся кажущимся простым вопросом относительно правил отнесения к категории: например, сколько лет должно быть неженатому лицу мужского пола, чтобы его можно было назвать холостяком? Может ли монах так называться? Может ли называться вдовой мужеубийца и т.п. [Филлмор Ч., 1975]. Не всё здесь так просто, что, тем не менее, не мешает индивидам достигать понимания и консенсуса, в том числе и в указанных случаях. Во многом это объясняется тем, что обыденное восприятие и познание редко осуществляются по логике учений Платона и Аристотеля о категориях как совокупностях равноправных, обязательных, чётко очерченных признаков.

Именно эти вопросы стали предметом анализа на следующем этапе развития теории категоризации, представленном концепцией прототипов, развиваемой в работах таких исследователей, как Э. Рош, Дж. Лакофф, Б. Берлин, П. Кей и др. Так, Э. Рош установила, что в реальной практике процесса категоризации далеко не всегда все члены некой категории обладают одинаковым количеством фиксированных признаков. Хрестоматийным считается пример с категорией «птица»: наиболее характерными её примерами в сознании людей выступают малиновки и воробьи, в отличие от кур, страусов и пингвинов, формально также туда входящих [Рош Э., 1973]. Тем самым под прототипом понимается определённый «наилучший», «типичнейший» представитель соответствующей категории, включающий в себя её самые базовые, «центральные» признаки, в отличие от прочих, более «периферийных». Как отмечает Дж. Лакофф, характер подобных эффектов прототипичности раскрывается в способности максимально близких прототипу членов категории быть быстрее опознаваемыми, усваиваемыми и более распространёнными, употребляемыми [Лакофф Дж., 1986].

Наглядный пример прототипического эффекта ментального репрезентирования приводит, в частности, А.Е. Бочкарёв, анализируя обсуждение прогноза погоды двумя женщинами на рынке: обе они посетовали на прохладную погоду в июле, и даже ожидаемая августовская жара не изменила общее мнение обеих о том, что «это уже не лето». Объективно это, конечно же, совершенно неверно, но в их сознании образ тёплого и жаркого лета представлен именно посредством июля как наиболее соответствующего таким летним качествам месяца [Бочкарёв А.Е., 2015]. (Можно добавить, что, вероятно, это связано с предшествующим опытом – фиксируемой в течение нескольких лет максимально высокой как раз в июле температурой воздуха.)

Вместе с тем, теория прототипической категоризации имеет ряд спорных моментов, делающих её уязвимой для критики. Не вдаваясь в детальный разбор последней, можно указать, например, определённые трудности категоризации с использованием прототипов применительно к семантике русского языка. Так, вполне логично предположить, что в перечне «мопс, шпиц, пекинес, овчарка» в максимальной степени соответствующим категории «собака» многими будет признаваться последний вариант благодаря большей выраженности «типично собачьих» черт. А вот, в частности, для перечня «гиеновидная собака, кустарниковая собака, летучая собака» определение прототипа категории «собака» весьма проблематично, поскольку гиеновидная собака внешне напоминает гиену – животное подотряда кошкообразных (Feliformia), кустарниковая собака (Speothos venaticus) внешне очень похожа на выдру, а летучие собаки (Rousettus) вообще таковыми не являются, будучи представителями семейства млекопитающих из отряда рукокрылых (Chiroptera). Хотя формально в лингвистической семантике данная таксономическая единица применима к каждому из указанных вариантов. То есть, некоторые категории могут быть настолько размытыми, что практически исключают возможность отождествления с прототипами как «лучшими» их представителями.

Но ещё больший вопрос в этом плане представляет формирование и применение сложных, абстрактных категорий, таких как, например, «свобода», «справедливость» и др. Например, история неоднократно показывала, как следование принципиально различающимся эгалитаристскому либо же меритократическому пониманию справедливости имело самые существенные экономические и общественно-политические последствия. В подобном и проявляется специфика социальных категорий, часто достаточно аморфных, нечётких, вариативных и изменчивых. Как отмечают Ж.-Ф. Лейенс и Б. Дарден, категоризация объектов в социальные категории носит скорее вероятностный характер [Лейенс Ж.-Ф., Дарден Б., 2001]. Очевидно, что в таком случае многократно возрастает значение контекста обозначивания, в котором происходит приписывание объекта к классу. Так, весьма показательно, что сам автор идеи «Нового взгляда» Дж. Брунер в более поздних работах критиковал когнитивную психологию за отсутствие интереса к проблеме значения, подчёркивая, что механизмы умственной деятельности человека не могут быть адекватно поняты вне социокультурного пространства, продуцирующего способы представления людям окружающей их реальности [Воробьёв Н.Е., 2004]. То есть, речь идёт о том, что «компьютерная метафора», свойственная когнитивной психологии «первой волны», практически не учитывала тот факт, что входящая информация из среды и модели её обработки являются продуктами наличествующей социокультурной ситуации. Не случайно представителями так называемой «второй когнитивной революции» (Р. Харре, К. Джерджен и др.) традиционный когнитивизм подвергался серьёзнейшей критике за сведение перцептивно-когнитивных процессов к индивидуальным ментальным репрезентациям. Постулировалась идея о том, что приписывание значений различным объектам является не столько ментальным «творением» отдельного индивида, сколько продуктом разделяемой им с другими «теории» окружающей действительности. В частности, основатель социального конструкционизма К. Джерджен подчёркивал: «понимание мира есть результат активной совместной деятельности людей, вступающих во взаимные отношения» [Джерджен К., 1995]. То есть, оно создаётся благодаря общности интерпретативных процедур и, тем самым, представляет собой некий социальный артефакт.

Отсюда с необходимостью следует вывод о перспективности междисциплинарной направленности научного поиска. Процессы восприятия, познания и конструирования реальности не просто взаимосвязаны, но, по сути, имеют двуединый характер. Например, Р. Фарр, анализируя специфику моделей информационных процессов в сознании индивида, отмечает, что когнитивистски ориентированной социальной психологии «…достаточно оглянуться на свое теоретическое наследие – как психологическое (Вундт, Джеймс, гештальтпсихология, Левин, Хайдер, Келли), так и социологическое (Мид, Дюркгейм, Томас, Бергер и Лукман, Шюц), чтобы убедиться в существовании прочной традиции подлинно социальной интерпретации знания, его генезиса и содержания» [Якимова В.Е., 1996]. В частности, социокультурная определённость знания, его разделяемость с другими участниками социального взаимодействия выступает в качестве главного постулата феноменологической социологии знания (П. Бергер, Т. Лукман). С этих позиций социальная реальность интерсубъективна, то есть конструируется и поддерживается во взаимодействии людей, в ходе которого ими разделяется определённая совокупность конвенциональных значений, становящихся по мере их усвоения самоочевидными, интуитивно достоверными, непротиворечивыми. Известный социолог И. Гофман использовал понятие фрейма как социально обусловленной «рамки» восприятия, подчёркивая при этом, что индивиды как участники социального взаимодействия не создают правила «определения ситуации» (термин У. Томаса), но лишь распознают их: «…я не считаю индивида способным многое сконструировать в одиночку. Индивид, скорее, приходит в мир, который уже в том или ином смысле установлен…» [Вахштайн В.С., 2003]. Фреймы как социально-когнитивные образования существуют в виде определённых интерпретативных схем, используемых людьми в типичных ситуациях.

Очень схожее понятие разработал С. Московичи, ратовавший за «социологизацию» социально-психологической научной традиции, – социальные представления. По мнению Московичи, социальные представления – это определённые когнитивные системы, которые становятся общезначимыми для многих индивидов, благодаря чему с их помощью конструируется реальность их социальных групп, которая в свою очередь детерминирует социальное поведение [Якимова В.Е., 1996]. Социальные представления (образы, понятия), принадлежащие субъекту, но разделяемые с другими, «просеивают» обрабатываемую когнитивной системой индивида информацию, придавая соответствующую направленность процессу категоризации как базовой когнитивной процедуре, поскольку они выступают в качестве «категориальной сетки», благодаря чему позволяют индивиду переводить «что-то новое и непонятное в то, что давно знакомо».

То есть, можно сказать, что общим моментом для данных подходов выступает подчёркивание определяющей роли интерсубъективно разделяемых правил схематизации опыта, создающих вышеуказанный прототипический эффект. Они помогают формировать не что иное, как прототип категории, её «лучший» и «типичный» представитель, тем самым подготавливая, «насыщая» перцептивную «гипотезу» (Дж. Брунер) процессов восприятия и познания. В качестве примера функционирования подобных социальных «рамок» перцептивно-когнитивных процессов можно привести идею П. Бергера и Т. Лукмана о легитимации социального порядка определённым «символическим универсумом» как матрицей всех субъективных и объективных значений. Он является продуктом деятельности различных социальных институтов и имеет в своём генезисе влияние религии, идеологии, науки и др. Весьма остроумно этими авторами описывается механизм легитимации на гипотетическом примере сообщества, в котором институционализирован гомосексуализм. Иное, гетеросексуальное определение реальности подобный символический универсум конструирует как нечто «ненормальное» посредством религиозных догматов, научных экспертных оценок, идеологем и.т.п. [Бергер П., Лукман Т., 1995]. Конкретно это обеспечивается тем, что на данной базе формируются и циркулируют соответствующие социальные представления, «подготавливающие» категорию гетеросексуальности как девиации, обеспечивающие ей прототипический эффект («мужчины по природе любят друг друга»). Становясь своеобразной «призмой» социального восприятия и познания, эти представления при взаимодействии с любым опытом гетеросексуальных практик будут способствовать определению последних в качестве постыдного отклонения, нарушающего естественный порядок вещей. И происходить подобное будет ровно по той же причине, по какой в тех самых экспериментах Дж. Брунера и его коллег испытуемые видели цифру 13 либо букву В, а также не замечали неправильный цвет мастей игральных карт.

Таким образом, проведённый нами анализ позволяет увидеть широкие возможности междисциплинарного подхода в исследовании процесса категоризации как базовой когнитивной процедуры. Мозг сам не порождает систему значений, они являются продуктами интерсубъективно разделяемой «картины мира». Индивидуальные когнитивные механизмы невозможны вне конвенциональных рамок социального контекста. По сути, какие бы то ни было независимые индивидуальные ментальные репрезентации causa sui попросту не существуют без того, чтобы быть глубоко социальными в своей природе. Поэтому использование эвристического потенциала социологических и психологических концепций сделает понимание закономерностей познавательной активности более чётким, детальным. Кроме того, это способно расширять также и метакогнитивный опыт индивида. А знание генезиса собственных представлений о действительности поможет ему лучше в ней ориентироваться, чем существенно повысит индивидуальную и социальную субъектность.

1. Аллахвердов В.М. Когнитивная психология сознания // Вестник СПбГУ. – Серия 6. – 2012. – №2. – С. 52.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. – М., 1995. – С. 183.
3. Бочкарёв А.Е. К проблеме категоризации в теории прототипов: pro et contra // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – 2015. – № 1. – С. 249–254
4. Брунер Дж. Психология познания. За пределами непосредственной информации. – М., 1977. – С.15.
5. Вахштайн В.С. Драматургическая теория Ирвинга Гофмана: два прочтения // Социологическое обоЗрение. – Том 3. 2003 – № 4. – С. 107.
6. Воробьев Н.Е. Джером Брунер о взаимосвязи культуры и образовании // Педагогика. – 2004. – №9. – С.85-89.
7. Джерджен К.Дж. Движение социального конструкционизма в современной психологии // Социальная психология: саморефлексия маргинальности. Хрестоматия. – М., 1995а. – С. 55.
8. Лейенс Ж.-Ф., Дарден Б. Основные концепции и подходы в социальном познании // Перспективы социальной психологии / Под ред. М. Хьюстона, В. Штребе, Дж. Стефенсона. – М., 2001. – С. 127-153.
9. Якимова Е.В. Теория социальных представлений в социальной психологии. Дискуссии 80-90-х годов. – М., 1996. – С.5.; 16.
10. Ikegami T. The role of affect in person memory The influence of positive and negative affect upon recognition memory // Japanese Psychol Res. – 1986. – № 3. – P.154.
11. Fillmore Ch. J. An alternative to checklist theories of meaning // BLS, 1975, v.1, p.128-129.
12. Lakoff G. 1986 – Classifiers as a reflection of mind // Noun classes and categorization: Proc. of a Symposium on categorization and noun classification, Eugene, Oregon, October 1983. – A.; Ph.: Benjamins, 1986. P.13-51.
13. Rosch E.H. Natural Categories //Cognitive Psychology. 1973. Vol. 4. No 3. Р. 328-350.
14. Thagard P. Mind: Introduction to Cognitive Science. – Cambridge (Mass.): MIT, 1996. – 280 p.