Д.С. Григорьев (Москва) - младший научный сотрудник НИУ ВШЭ,
Д.И. Дубров (Москва) - младший научный сотрудник НИУ ВШЭ

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 17-36-01127).

В связи с возрастанием этнического многообразия в отдельных странах все большее обсуждение получают идеологии межгрупповых отношений (Pedersen et al., 2015). Данные идеологии представляют собой систему убеждений относительно того, каким образом человеку возможно успешно адаптироваться к культурно гетерогенной среде, исходя из различных принципов социальной категоризации (Guimond et al., 2013). Например, ассимиляционизм предполагает наличие в обществе одной общей культурной группы, при этом этнические меньшинства и мигранты должны соответствовать основной части общества, приняв доминирующую культуру, полностью отказавшись от своей собственной (рекатегоризация). Этнический дальтонизм подразумевает игнорирование различий между группами (декатегоризация). Мультикультурализм и поликультурализм предполагают принятие и поддержание культурного многообразия, но для мультикультурализма особую ценность представляют культурные различия между группами сами по себе (подчеркивание категорий). Тогда как поликультурализм предполагает наличие тесной связи между всеми этническими группами, проживающими в одном обществе, и меньшее значение придается границам между ними; иначе говоря, все культуры не являются изолированными системами, а результатом межгруппового взаимодействия (подчеркивание связей между категориями).

В литературе имеются противоречивые результаты относительно роли каждой из этих межгрупповых идеологий в гармонизации межэтнических отношений (Pedersen et al., 2015). В этой связи необходимы дополнительные исследования социально-психологической адаптации личности к условиям культурно гетерогенного общества в различных национальных контекстах, обобщив результаты которых, мы могли бы лучше понять как общие, так и культурно-специфические механизмы и последствия данных межгрупповых идеологий для межэтнического взаимодействия.

Мы рассматривали данный вопрос на российской выборке, поскольку население России составляет более 190 этнических групп, а сама Россия, по данным ООН на 2015 г., занимает 3 место среди стран по количеству мигрантов (Лебедева и др., 2016). При этом проживающие в России мигранты имеют различную культурную дистанцию по отношению к принимающему населению, например, она больше для иммигрантов из Закавказья и Центральной Азии, также они скорее воспринимаются как единая аутгруппа с внутренними мигрантами из российских регионов Северного Кавказа, чем с иммигрантами из Украины или Беларуси. Исторически сложившиеся этнические иерархии остаются типичными для постсоветской России (Hagendoorn et al., 1998). Таким образом, отношение к различным аутгруппам во многом может различаться в зависимости от конкретной группы (Лебедева и др., 2016).

В исследовании, которое носило поисковый характер, мы рассмотрели четыре этнические группы (чеченцы, белорусы, узбеки и китайцы), имеющие разную культурную дистанцию, с целью изучения особенности взаимосвязи между межгрупповыми идеологиями (ассимиляционизм, этнический дальтонизм, мультикультурализм, поликультурализм) и предрассудками в российском контексте. Кроме того, учитывался позитивный опыт взаимодействия в форме частоты межгрупповых контактов, позитивности межгрупповых контактов и эмоций в отношении этих групп и воспринимаемой этнической плотности в месте непосредственного проживания.

Поскольку данные идеологии в значительной мере зависят от специфического национального контекста (Guimond et al., 2013), а в России межгрупповые идеологии в качестве принципов категоризации вместе никогда не рассматривались, сформулировать конкретные гипотезы представляется проблематичным. Данное исследование являлось первой попыткой понять роль межгрупповых идеологий для межэтнических отношений в России.

Общая выборка составляла 359 россиян из ЦФО России: 167 женщин (46,5%) и 192 мужчины (53,5%), в возрасте от 16 до 68 лет (М=33,9; SD=11,9). В качестве инструментария использовались шкалы, имеющие доказанную в исследованиях Международной НУЛ социокультурных исследований НИУ ВШЭ (Лебедева и др., 2016) валидность и надежность (для нашего исследования все α>0,70). Обработка данных осуществлялась с помощью программной среды R, а в качестве метода статистического вывода применялось моделирование структурными уравнениями.

Структурная модель имела приемлемые показатели соответствия данным (χ2(66, N=359) =148,03, p<0,001; CFI=0,974; RMSEA=0,059; SRMR=0,047). Результаты показали, что этнический дальтонизм и поликультурализм негативно связаны с предубеждениями в отношении чеченцев, узбеков и китайцев. Предубеждения по отношению к белорусам отрицательно связаны только с мультикультурализмом. Процент объясненной дисперсии предрассудков по отношению к рассматриваемым группам варьировался от 12 до 35%.

Поскольку мультикультурализм характеризуется более выраженными и точными как позитивными, так и негативными стереотипами в отношении аутгрупп и более вероятным их использованием при оценке представителей аутгрупп (Guimond et al., 2013), мы предположили, что культурная близость и позитивные стереотипы по отношению к белорусам, которые распространены среди россиян, приводят к меньшей предубежденности по отношению к ним. Кроме того, в этом случае подчеркивание различий, предполагаемое мультикультурализмом, не представляет угрозы для российской культуры, поскольку различия во многом являются поверхностными и не затрагивают нормы, ценности и убеждения. Слишком легко поддерживать культурный плюрализм, когда речь заходит о культурно близких группах, в отличие от более отдаленных в культурном отношении групп (чеченцы, узбеки и китайцы), нормы, ценности и убеждения которых могут угрожать культурной безопасности россиян (Лебедева и др., 2016). Ассимиляционизм может рассматриваться в качестве ответа на межгрупповую угрозу, восстанавливая культурную безопасность за счет сохранения доминирующего положения принимающего населения, путем навязывания доминирующей культуры (Guimond et al., 2013).

В случае с белорусами мультикультурализм в проверяемой нами модели полностью разделял дисперсию поликультурализма и дополнительно объяснял уникальную дисперсию предубеждений, что аналогично результатам, найденным ранее (Pedersen et al., 2015). Тем самым мы можем сказать, что поликультурализм имел позитивное влияние во всех рассматриваемых случаях. По-видимому, улучшить межгрупповые отношения, уменьшив предубеждения, действительно возможно благодаря признанию связей между группами через их совместное прошлое и текущие взаимодействия. Более того, кажется, что поликультурализм в такой трактовке больше похож на мультикультурную идеологию в понимании Berry и Kalin (Berry, Kalin, 1995), так как создается основа для общей множественной идентичности, в отличие от простого признания и оценки членства в группах (т.е. как рассматривался мультикультурализм в нашем исследовании).

Отсутствие значимой взаимосвязи между этническим дальтонизмом и предубеждениями по отношению к белорусам в соответствии с рассуждениями выше можно объяснить особенностями межгрупповых отношений с этой этнической группой в России. В то же самое время для чеченцев, узбеков и китайцев этнический дальтонизм может быть отражением знаменитого клише «нет плохих наций, есть плохие люди», который довольно часто встречается в публичном дискурсе в России. Таким образом, этнический дальтонизм может помочь вывести суждения о представителях аутгрупп из этнических категорий, которые уязвимы для предубеждений.

Результаты нашего исследования показали, что использование поликультурализма, который предполагает признание прочных связей между всеми группами и меньшее внимание к границам между ними, в качестве межгрупповой идеологии в России имеет потенциал для снижения предрассудков как к культурно близким, так и к культурно отдаленным этническим группам.

Литература

1. Лебедева Н.М., Татарко А.Н., Берри Дж. У. Социально-психологические основы мультикультурализма: проверка гипотез о межкультурном взаимодействии в российском контексте // Психологический журнал. 2016. Т. 37. № 2. С. 92–104.
2. Berry J., Kalin R. Multicultural and ethnic attitudes in Canada: An overview of the 1991 National Survey // Canadian Journal of Behavioural Science. 1995. V. 27. № 3. P. 301–320.
3. Guimond S. et al. Diversity policy, social dominance, and intergroup relations: Predicting prejudice in changing social and political contexts // Journal of Personality and Social Psychology. 2013. V. 104. № 6. P. 941–958.
4. Hagendoorn L. et al. Inter-ethnic preferences and ethnic hierarchies in the former soviet union // International Journal of Intercultural Relations. 1998. V. 22. № 4. P. 483–503.
5. Pedersen A., Paradies Y., Barndon A. The consequences of intergroup ideologies and prejudice control for discrimination and harmony: Intergroup ideologies and prejudice control // Journal of Applied Social Psychology. 2015. V. 45. № 12. P. 684–696.