«Риторика»
книга 3
ГЛАВА XVIII
Три случая, когда в речи уместно прибегать к вопросу
- Двусмысленные вопросы. - Шутки.
Что касается вопроса, то его всего уместнее предлагать тогда, когда одно из двух положений высказано таким образом, что стоит предложить один вопрос, чтобы вышла нелепость, например, Перикл спросил Лампона о посвящении в таинства "Спасительницы" [Димитры]. Тот ответил, что об этом невозможно слышать непосвященному. "А сам ты знаешь об этом?" -спросил Перикл и, получив утвердительный ответ, сказал: "Как же ты узнал, когда не был посвящен?"
Во-вторых вопрос уместен, когда из двух пунктов один сам по себе ясен, а относительно другого ясно, что на вопрос о нем дан будет утвердительный ответ. Установив с помощью вопроса одно какое-нибудь положение, не следует предлагать еще вопрос о том, что само по себе ясно, а прямо выводить заключение; так, например, Сократ спросил Мелита, утверждавшего, что он не признает богов: "Признаю ли я, по твоему, существование каких-нибудь демонов?" И, получив утвердительный ответ, продолжал: "А демоны -не дети ли богов или не нечто ли божественное?" И на утвердительный ответ сказал: "Есть ли такой человек, который бы признавал детей богов, а самих богов не признавал бы?"
В-третьих вопрос уместен, если посредством его имеешь в виду показать, что противник сам себе противоречит или говорит нечто парадоксальное.
В-четвертых, когда противник не может разрешить вопрос иначе, чем дав на него софистический ответ; если он ответит, например, так: и есть и нет; это и так, и не так; частью да, частью нет, то слушатели приходят в недоумение, как будто он не знает, что сказать.
В других случаях не следует прибегать к вопросам, потому что если противник устоит перед вопросом, спрашивающий представляется побежденным, так как невозможно предлагать много вопросов вследствие неподготовленности слушателей. По той же причине следует придавать энтимемам как можно более сжатый вид.
На вопросы двусмысленные следует отвечать раздельно и не сжато, а на вопросы, которые, по-видимому, заключают в себе противоречие, следует отвечать, разъясняя немедленно ответом это противоречие, прежде чем противник предложит следующий вопрос или построит силлогизм, потому что не трудно предугадать, куда идет речь. Но это, а также способы разрешения вопросов должны быть нам ясны из "Топики". И, делая заключение, если вопрос ведет к заключению, следует приводить причину, как, например, Софокл на вопрос Писандра, был ли он, как и другие члены совета, за учреждение совета 400, отвечал утвердительно.
"Как, разве это не казалось тебе дурным?"
- "Да, казалось". -"Разве ты не поступил таким образом дурно?"
- "Да, - отвечал Софокл, - но лучше поступить было нельзя".
И как Лаконец, отдавая отчет за то время, когда был эфором, на вопрос, кажется ли ему справедливой гибель остальных, отвечал: "Да." - "Не делал ли ты то же, что и они?" - продолжал спрашивавший. "Да", - отвечал Лаконец. "Не была ли бы справедливой и твоя гибель?" - "Конечно, нет, ибо они поступали так потому, что взяли за это деньги, а я не потому, а по убеждению". Поэтому-то не следует ни предлагать вопрос после заключения, ни облекать самое заключение в форму вопроса, если только перевес истины не находится в значительной мере на нашей стороне.
Что касается шуток, которые, по-видимому, занимают некоторое место в прениях, то, говорит Горгий, следует серьезность противника отражать посредством шутки, а шутку посредством серьезности. И это замечание правильно. В "Пиитике" мы уже сказали, сколько есть видов шутки, из которых один пригоден для свободного человека, другой нет, чтобы каждый выбирал то, что для него пригодно. Ирония отличается более благородным характером, чем шутовство, потому что в первом случае человек прибегает к шутке ради самого себя, а шут делает это ради других.