Т.В. Зеленкова – кандидат психологических наук, доцент Московского государственного областного педагогического института, старший научный сотрудник Московского НИИ психиатрии Росздрава

В. Дильтей   

Эпоха постмодернизма, первые ростки которой проявились в 1960-х, обозначила новые, более прогрессивные перспективы развития науки и общества. Прежде всего начали расширяться границы областей различных наук, что привело к резкому увеличению междисциплинарных исследований. Новые экспериментальные данные, полученные в квантовой физике, биологии и кибернетике, позволили описывать сложные «человекоразмерные» системы (В.С. Степин), а идеи синергетики – ввести в арсенал ученых представления о детерминированном хаосе, динамических неравновесных системах (И. Пригожин, И. Стенгерс), бифуркациях, идеях самоорганизации (У. Матурана, Ф. Варела, Н. Луман). Появилось особое постнеклассическое направление в философском и гуманитарном мышлении.

В психологии, как и в других науках, этот этап развития общества связан, прежде всего, со сменой научной картины мира, которая происходит диссинхронично и достаточно болезненно, что ощущается в методологических дискурсах последних лет (Зеленкова, 2018). Основной причиной этой болезненности явилось то, что постмодернизм отменил право на монополию какой-либо одной школы в поиске истинного знания, и множественность точек зрения, плюрализм мнений стали медленно встраиваться в структуру образа мира психологического сообщества.

Как более высокие эволюционные структуры в системе развития научного знания, постмодернизм и постнеклассическое мышление призваны продвинуть психологическую науку на новую и более прогрессивную ступень развития. Тем не менее подобные сложные процессы никогда не происходят линейно, и мы наблюдаем, с одной стороны, неготовность психологического сообщества к изменениям и трудности в принятии новых реалий, с другой стороны – тенденцию к крайним постмодернистским подходам к описанию реальности.

О трудности принятия реалий уже наступившего в науке нового времени, принятия позиции толерантности к парадигмам, не вписывающимся в систему привычных понятий классического и неклассического рационализма, свидетельствует острота поставленных вопросов в методологических дискурсах, касающихся предмета психологии, монизма и плюрализма, отражения и конструктивизма, теории деятельности и др., что показано, в частности, в статье В.А. Мазилова (2017).

На этом фоне проявляет себя и усиливает дискуссионные страсти направленность философского и психологического мышления к крайним постмодернистским позициям, пришедшим к нам из западной философии. К такого рода воззрениям можно, например, отнести возведение в абсолют роли контекстов: ничего устойчивого не существует, все вокруг контекстуально, и всякое знание контекстуально ограниченно. Или методологические позиции П. Ватцлав ика, радикальных конструктивистов Э. фон Глазерсфельда, X. фон Фёрстера, Г. Рота, которые, с одной стороны, подчеркнули важное значение интерпретации для понимания и познания реальности, с другой – совершенно исключили само ее (реальности) существование как таковой, утверждая, что реальностей, которые являются исключительно продуктом культурного конструирования, столько, сколько самих людей, поэтому никакие интегрированные подходы, открывающие универсальные истины, невозможны (Ватцлав ик, 1995, Цоколов, 2001).

Все это затрудняет раскрытие позитивной роли постмодернистского мышления в развитии научного, в том числе психологического, знания. Какие же особенности постмодернизма способствуют в первую очередь прогрессу современной психологии? Прояснение этого вопроса требует обращения к основным принципам постмодернизма, которые и запустили процесс изменения научной картины мира. Речь идет о трех опорах постмодернистского сознания – конструктивизме, контекстуализме и интегральном аперспективизме, роль которых была рассмотрена нами в более ранних работах (Зеленкова, 2009, 2012).

Прогрессивная роль методологии конструктивизма в психологии проявляется в осознавании того, что описание одного и того же явления психики в рамках разных научных школ видится (конструируется, интерпретируется) с разных сторон: с точки зрения систем категорий, представлений и понятий, выработанных в рамках той или иной школы, – и картина таким образом выглядит многомерной. Другими словами, конструктивизм разбивает монополию различных школ на единственно правильное видение психологической реальности.

Контекстуализм погружает знание, полученное в какой-либо научной школе, в социокультурый контекст, воссоздает экологию, фон, в котором было получено и существует в настоящее время это знание. Здесь можно выделить два вида контекстуализма – дифференциальный и интегральный. Дифференциальный контекстуализм оценивает научные результаты с позиций одной школы и показывает различия между школами, определяя тем самым их экологическое и историческое место. Но когда при этом каждая школа представляет научное знание с позиции «от первого лица» (от лица «Мы» – «наша школа»)[1], то ей трудно объективно оценить свой собственный вклад в общую копилку знаний с позиций других направлений.

Интегральный контекстуализм помещает результаты каждой школы в контекст других психологических школ, а в междисциплинарных исследованиях – в контекст других наук или общенаучный контекст, повышая полноту научного знания. При этом появляется возможность уточнить результаты отдельной школы с позиции результатов, полученных в рамках других школ (позиция «от третьего лица» – «эта школа»), и тем самым определить границы применимости этих результатов к описанию психической реальности. Тем самым снимается вопрос о превосходстве одних школ над другими и существенно увеличивается точность общенаучного знания за счет критического анализа результатов исследований каждой школы с позиций других школ и направлений.

К сожалению, как показано В.А. Мазиловым, у современных российских психологов-исследователей доминируют установки на получение нового, оригинального научного продукта (от лица «Мы»), а реальные интегративные установки почти не выражены: «В психологии в самом деле накоплено огромное количество научного материала, выдвинуто множество гипотез и теорий, сформулировано много концепций. Главная проблема состоит в недостаточном реальном взаимном соотнесении различных подходов и теорий» (Мазилов, 2017, с. 109).

Интегральный аперспективизм направлен на повышение качества научного знания. Результаты, полученные в разных школах, по возможности интегрируются в одну непротиворечивую систему, обеспечивая более высокий уровень научного описания психической реальности – точность, полноту, глубину и объективность знания, недоступные ни одной из школ, взятых по отдельности. Наиболее продуктивно эти принципы раскрываются при изучении образа мира.

Обращение к понятию «образ мира» вызвано, с одной стороны, его ключевой ролью в психологической науке, с другой – чрезвычайно широким спектром возможных толкований этого понятия, которые часто выглядят как противоречащие друг другу. Поэтому в данной статье мы попытались изложить всевозможные взгляды на образ мира, включая и наш собственный, в свете вышеуказанных принципов положительного (прогрессивного) постмодернизма.

Важнейшим достижением в представлении образа мира, на наш взгляд, является его описание как о «многомерной» (Леонтьев, 1983), «гетерархической» (Смирнов, 2005), «многоуровневой и динамической» (Смирнов и др, 2016) системы, дополнительно обладающей свойствами открытости и неравновесности. Другими словами, речь идет о синергетической системе, которая является относительно устойчивой, но далекой от точки равновесия, что обеспечивает ее динамику, развитие и прогностическую способность. Устойчивость системы создает ее ядро (схема, образец, паттерн), неравновесность – периферия (поверхность, множество конкретных форм бытия). Система переходит в точку бифуркации в период подготовки к эмерджентному скачку на новый, более высокий уровень развития.

Представление об образе как динамической целостной системе метафорично выразил Ф.Е. Василюк: образ не детерминируется внешним и внутренним мирами, а предстает как «часть каждого из них, как интеграл, поле их интерференции, «голограмма, в которую вливаются волны и энергии этих миров, не сливаясь в аморфную массу, но и не оставаясь отдельными, а входят в такое единство, как отдельные голоса в многоголосье» (Василюк, 1993, с. 18).

Как синонимы понятия «образ мира» часто выступают термины «картина мира», «карта мира», «модель мира», «категориальная сетка», «система координат», «система конструктов» и др. Так, С.Н. Ениколопов описывает образ мира как взаимосвязанную систему, в которой одновременно проявляются и взаимодействуют научная и наивная (имплицитная) картина мира. Научная (эксплицитная) развивается на основе законов и правил, выработанных в процессе общественного опыта и научного познания, наивная (имплицитная) – на основе прецедентов, возникших в личном опыте. Первая стремится к полноте и точности знания о мире, вторая – к целостности, которая должна проявляться в каждый данный момент, чтобы обеспечить основу для адаптации индивида к среде. Если происходят случаи, нарушающие наивную картину мира, то включается процесс восстановления ее целостности за счет наличия в ней концепции происхождения какого-либо явления или события (Ениколопов, 1997). Согласно этой модели, научная картина мира постоянно находится в динамическом неравновесии вследствие невозможности достижения полноты и точности знания о мире и по мере получения этих знаний она переструктурируется, включаясь в наивную картину мира и обеспечивая ее целостность и устойчивость.

Размышления о связи термина «образ мира» не только с проблемой восприятия, в рамках которой А.Н. Леонтьевым было введено это понятие, но и с другими формами психического отражения, позволило В.В. Петухову предложить и другие варианты названия этого конструкта. При исследовании эмоциональных форм психического отражения, считает он, более адекватным является понятие «чувство мира», а для исследования мышления – «представление мира» (Петухов,1984).

Так или иначе эти варианты больше ассоциируются с когнитивным содержанием, и довольно логично их объединение под общим традиционным и более распространенным в научном сообществе термином «образ мира», содержание которого уже вышло далеко за рамки исследования восприятия и стало традиционным для обозначения этого конструкта.

Исключение составляет лишь термин «чувство мира», глубоко и обстоятельно обоснованный в работе С.Д. Смирнова, поскольку когнитивная и аффективная формы психического отражения существенно отличаются (Смирнов, 2016). Чувство мира выполняет функцию синтезирующего начала психики. Похожие мысли высказывал Ф.Е. Василюк, который называл чувственную ткань образа особой внутренней «составляющей» образа, его «живой плазмой», «тем органом, который собственно осуществляет функцию интегрирования» (Василюк, 1993, с. 18). Он также отметил еще одну существенную особенность образа сознания – его связь с телесностью. Эта связь проявляется через «переживание, непосредственное внутрителесное чувствование» (там же), являющееся одним из способов существования чувственной ткани образа. Поэтому несомненно, что изучение чувства мира, как показал С.Д. Смирнов, представляет отдельную исследовательскую задачу (Смирнов и др., 2016).

Выдвижение самостоятельного понятия «чувство мира» показало необходимость рассмотрения его связи с «образом мира» в русле общепсихологических положений о связи интеллекта и аффекта. По мнению С.Д. Смирнова, «мы имеем дело с единым биполярным конструктом „чувство мира–образ мира“, причем в первом полюсе акцент сделан на субъективной, а во втором на объективной составляющей (на обоих полюсах присутствует каждая из них, но в разной пропорции, и название подчеркивает именно доминирующий компонент)» (там же, с. 229).

Мы считаем, что если говорить об образе мира в узком смысле (в когнитивном понимании), то образ мира и чувство мира – скорее всего не противоположные полюса одной оси, а система более или менее независимых координат, которая претерпевает изменения в своей структуре на каждом уровне психического развития, а наполнением этой системы координат являются «мир образов» и «мир чувств» (рисунок 1).

 
Рис. 1. Соотношение образа мира и чувства мира

О структуре образа мира

В центре внимания исследователей, изучающих образ мира, практически всегда стоит вопрос о его строении и содержании, рассматриваемый с различных методологических позиций. Соответственно выделяются структуры (сущности) разного порядка и степени обобщенности, которые отличаются и по содержательному наполнению, и по степени его теоретической и эмпирической проработанности.

Один из ключевых вопросов в данном направлении касался существования некой глубинной универсальной структуры образа мира, единой для всех людей (Столин, Наминач, 1988). Анализ существующих на тот момент эмпирических исследований в психологии позволил авторам сделать вывод о негативном ответе на этот вопрос: единой структуры не существует. Но можно ли выделить общечеловеческие основания в образе мира разных людей?[2]

На основании семантической теории Ч. Осгуда о трехмерном пространстве эмоциональных реакций и результатов репрезентативного исследования восьми групп испытуемых разных национальностей авторами выявлено существование трех глубинных, базисных измерений (факторов) образа мира, которые образуют устойчивую структуру внутри представителей одной и той же социальной общности. Этими факторами являются: меры выраженности общечеловеческих ценностей (добра); меры выраженности угрожающей опасной силы (зла); меры выраженности одиночества, безнадежности и слабости (смерти).

В целом модель образа мира и его структура описываются ими в метафорической форме следующим образом: «Представим себе внутреннюю поверхность сферы. На ней, как облака на небосводе, размещаются когнитивные образования – представления, стереотипы, предрассудки и т.п. Некоторые из них относительно изменчивы, другие более стабильны. На содержание и общее строение этих когнитивных образований (форма, размер и общая конфигурация облаков в нашей метафоре) оказывают влияние социальные и личные события, национальная и политическая принадлежность, цели и задачи, с которыми субъект подходит к явлениям действительности. В зависимости от этих факторов рождаются и умирают когнитивные структуры. Сами эти образования таковы, что человек может отдать себе в них отчет. Он может определить, как он относится к представителям тех или иных социальных общностей, природе и технике, городу и сельской местности, старости и молодости и т.д. В целом же эти когнитивные образования концентрируются вокруг трех осей, размещенных внутри сферы и остающихся невидимыми. Постоянно пользуясь координатным пространством своего образа мира, человек затрудняется дать себе отчет в числе и содержании его измерений. Для этого нужна не интроспекция и даже не просто аналитическая, но философская работа ума» (там же, с. 44–45).

Эти три оси, составляющие трехмерное координатное пространство образа мира, являются ядерными структурами. Они амодальны, не осознаются, и для того, чтобы сам человек мог открыть их, недостаточно работы ума, какая бы она ни была, аналитическая или философская. Они открываются только в результате объективного исследования снаружи (с позиции «от третьего лица»), но не изнутри самого человека, что и показано в проведенном авторами исследовании. Когнитивные образования – это периферийные структуры, которые могут осознаваться. Как минимум, авторы зафиксировали в структуре образа мира взрослого современного человека наличие экзистенциальных ядерных структур.

На представления о структуре образа мира определенным образом повлияли результаты исследований, выполненных Р. ЯноффБульман в рамках когнитивной концепции базовых убеждений личности. Основываясь на этих исследованиях, С.Н. Ениколопов описывает три составляющие образа мира: 1) позитивное/негативное отношение к неперсонализированному миру и социуму; 2) оценка степени справедливости и контролируемости окружающего мира; 3) образ Я, включающий положительную оценку себя, самоконтролируемость и степень собственной удачливости (Ениколопов, 1997). Он показывает, что эти структуры, составляющие «концептуальную схему» человека, достаточно устойчивы и не могут быстро меняться под воздействием новой информации. Однако они могут существенно изменяться под воздействием более сильных событий, вызывающих у человека состояние посттравматического стресса. Так, исследования, выполненные на той же концептуальной основе в рамках когнитивной теории психической травмы, показали, что интенсивность переживаемых симптомов сопряжена с негативизацией базисных убеждений о доброжелательности окружающего мира и значимости собственного Я (Падун, Котельникова, 2012).

В общей психологии структура образа мира традиционно рассматривается как состоящая из ядерных и поверхностных структур (Артемьева, 1999; Леонтьев, 1983; Петухов, 1984; Смирнов, 1981). Ядерные структуры («схемы», «внутрисистемные связи», которые А.Н. Леонтьев называл «пятым квазиизмерением»), амодальны и могут открываться человеку либо экспериментально, либо как «сверхчувственные» свойства, представленные в значениях, и не могут существовать без поверхностных (чувственных), модально оформленных структур (Леонтьев, 1983). Суть этой связи раскрывается в работе С.Д. Смирнова: «амодальная схема мира как один из полюсов диполя не может существовать при разрыве ее связей с той или иной формой чувственности», «оба эти момента неотделимы друг от друга» (Смирнов, 1981, с. 28).

Психосемантические исследования Е.Ю. Артемьевой показали необходимость выделения структуры, переходной между ядерными и поверхностными образованиями. По форме фиксации в образе мира следа деятельности Артемьева выделяет три слоя субъективного опыта. Первый слой, поверхностный, представляет собой «перцептивный мир» (Артемьева, 1999, с. 19), его главной характеристикой является модальная представленность отражения. Более глубокий слой – «картина мира» – семантический, в нем следы фиксируются в виде системы субъективных отношений, отторгнутых от модальностей, но еще структурированных по ним. Этот слой является переходным между поверхностными и ядерными структурами. Наконец, самый глубокий слой, содержащий ядерные структуры, – это и есть образ мира, понимаемый в узком смысле. Это слой амодальных структур, образующихся при обработке семантического слоя. Вопрос о том, как устроен этот слой и в какой форме представлены ядерные амодальные структуры, Е.Ю. Артемьева оставляет открытым: «Нам совсем неизвестен „язык“ этого слоя, устройство его структуры» (там же, с. 21). Тем не менее она отмечает относительную статичность этого слоя и его устойчивость к изменениям, тогда как картина мира (семантический слой) – более подвижна, поскольку, хотя и управляется со стороны образа мира, но связана с отношениями к актуально воспринимаемым объектам. Именно семантический слой связан с прогнозом успешности деятельности.

Концепция образа мира, описываемая А.А. Леонтьевым, также предполагает наличие переходной структуры между поверхностными и ядерными образованиями образа мира. Первое различение, которое выделяется ученым – это понятия «образ мира» и «образ мироздания». Образ мира ситуативен, в нем «переплетаются непосредственное ситуативное отображение действительности и сознательное (рефлексивное) отображение» (Леонтьев, 2001, с. 270). Образ мироздания – «идеальное образование, связанное с нашей деятельностью в „непосредственном“ мире только генетически. Если применительно к образу мира можно употреблять метафору „картинки“, то образ мироздания уже не картинка, а схема» (там же, с. 271).

В качестве промежуточной конструкции А.А. Леонтьев вводит понятие инвариантного образа мира – единой структуры, свойственной членам определенной социальной группы или общности. Инвариантный образ мира опосредован значениями и социально выработанными опорами в отличие от индивидуально-личностного, опосредованного личностно-смысловыми образованиями (Леонтьев, 1993). Инвариантных моделей, считает А.А. Леонтьев, может быть сколько угодно – все зависит от классовой и социальной структуры социума, от культурных и языковых различий в нем, «можно наряду с индивидуальными вариантами говорить о системе инвариантных образов мира, точнее – общих черт в видении мира различными людьми» (Леонтьев, 2001, с. 272). Одним из значимых для человека видов инвариантных образов мира А.Н. Леонтьев называет образ, опосредованный национальной культурой и национальной психологией. Развитие этих взглядов получило отражение в разработке концепции профессионального видения мира как инвариантного образа мира, основанного на общих структурах сознания у людей одной и той же профессиональной принадлежности независимо от национальной культуры (Ханина, 2008).

Рассматривать еще более дробную структуру образа мира предлагает Е.А. Климов: «отстроиться» от терминов «ядро–поверхность» и обратиться к таким характеристикам сознания, как «ясность–смутность», «отчетливость–расплывчатость», «яркость–тусклость», «рельефность–сглаженность» и проч., что позволяет дать многоаспектную характеристику образа мира. Для характеристики структуры образа мира профессионала он предлагает модель, включающую семь планов образа мира, отображающих динамику и многоплановость явлений1 (Климов, 1995). Тем не менее большое распространение получила традиция изучения образа мира в единстве его амодальных схем (ядерных структур) и поверхностных образований (периферии).

«Карты взросления»

Изучая вопросы, связанные с образом мира, мы обратили внимание на то, что большинство теоретических и экспериментальных исследований в этом направлении проводилось по отношению к взрослым испытуемым нашего времени. Тем не менее понятно, что образы мира ребенка и взрослого, современного и человека на более ранних стадиях филогенеза отличаются. И эти отличия связаны не только с социальными, культурно-историческими факторами формирования образа мира, но и с факторами, обусловливающими филогенетическое и онтогенетическое развитие человека.

Задача изучения развития образа мира в филогенезе впервые была обозначена А.Н. Леонтьевым в его работе «Образ мира» (1983). Как фактор его формирования выступает образ жизни: «Тот или иной образ жизни создает необходимость соответствующего ориентирующего, управляющего, опосредующего образа его в предметном мире» (Леонтьев, 1983, с. 259). Указание на культурно-исторические факторы формирования образа мира как «интегратора следов взаимодействия человека (и человечества!) с объективной действительностью» содержится в определении Е.Ю. Артемьевой (1999, с. 11). Отметим указание не только на человека, но и на человечество, оставляющего «следы деятельностей» в ходе эволюционного, культурно-исторического развития посредством фиксации отношений к предметам деятельности. При этом «следы деятельностей образуют системы, устойчиво структурирующие внешние явления» (там же, с. 12).

Исследование образа мира требует учитывать и процесс развития индивида, картина мира которого «раскрывается через становление самого субъекта» (Петренко, 1997, с. 23). Мысль о том, что без обращения к онтогенетическому развитию мы не сможем дать сколько-нибудь полного описания образа мира, высказывалась С.Д. Смирновым в работе «Мир чувств и чувство мира», где были обозначены уровни возникновения и развития в онтогенезе чувственной ткани психики (Смирнов, 2018). В одной из последних работ известный американский философ Кен Уилбер, рассматривая вопросы трансформации сознания, вводит термин «скрытые карты человеческого развития», или «карты взросления» (Уилбер, 2017), которые представляют собой внутренние схемы, индивидом не осознаваемые, но ориентирующие его во всех сферах жизни. В качестве синонимов понятия «карты» он использует термины «модели», «перспективы», «системы координат», которые образуют целостную, иерархически организованную по уровням эволюционного развития человека структуру. Эти уровни/стадии развития были сформированы в ходе филогенеза, и каждый индивид в процессе онтогенеза проходит данные стадии в строго определенной последовательности.

Для современного человека такая система включает 6–8 базовых уровней, каждый из которых характеризуется только ему присущими «картами», через которые человек видит, чувствует и интерпретирует мир. К. Уилбер неоднократно подчеркивает, что представление о «картах взросления» были получены в результате применения методологии интегрального аперспективизма – метаанализа более ста существующих в современной зарубежной психологии моделей развития человека, что позволило выявить сходство характеристик выделяемых в них уровней независимо от того, какую линию развития рассматривала та или иная модель.

Выделяемые стадии/уровни соответствуют филогенетическим стадиям развития сознания в классификации одного из основателей интегрального подхода Ж. Гебсера, обозначившего пять таких стадий: архаическую, магическую, мифическую, рациональную и интегральную (плюралистическую) (Гаськова, 2007). Они вполне соотносимы с хорошо известными нам стадиями развития понятий Л.С. Выготского, стадиями интеллектуального развития Ж. Пиаже, этапами психического развития в периодизации Д.Б. Эльконина и др.

Поскольку каждый человек в процессе развития неизбежно проходит эти стадии/уровни в их строгой последовательности, «карты взросления» (схемы), связанные с особенностями филогенетически обусловленного базового уровня развития, мы будем относить к ядерным структурам образа мира. Подчеркивая их амодальный характер, К. Уилбер называет их «скрытыми «грамматическими» системами», где каждая стадия нашего развития обладает «своей собственной грамматикой» и «являет собой отдельный мир» (Уилбер, 2017, с. 33). Далее мы приводим краткое описание этих структур, сложившееся в русле интегральных подходов к развитию сознания.

«Карты» (ядерные структуры) первого базового уровня – архаического – это схемы, системы связей, центрированных вокруг жизнеобеспечения физического Я. На этом уровне сознание еще не дифференцированно (в филогенезе оно полностью слито с групповым сознанием), и образ мира формируется на базе чувственно-физической, сенсомоторной активности.

На втором – магико-импульсивном – уровне основным средством формирования образа мира являются эмоции. Образы получают яркую эмоциональную окраску, проявляются сфокусированность на настоящем моменте, выраженная потребность в мгновенном удовлетворении желаний, характерными чертами сознания становятся анимизм, суеверия. сознание отдельного человека постепенно индивидуализируется.

«Карты» третьего уровня – магико-мифического – проявляются в эгоцентризме, нарциссизме, стремлении к власти, неспособности встать на точку зрения другого.

Четвертый – мифико-традиционный – уровень проявляется в конформизме и этноцентризме. На этой стадии человек способен принять на себя роль другого, воспринимает себя как принадлежащего к какой-либо социальной группе, общности, следуя принятым в ней правилам, стараясь не выделяться из этой группы и отстаивая не собственные интересы, а интересы группы.

Пятый уровень – рациональный (модернистский). Этот уровень называют формально-рефлексивным. Индивид становится способным не только принимать объективную, научную точку зрения, но и оперировать собственным мышлением, рефлексировать собственную позицию, подвергать критике взгляды и мнения других. Именно на этой стадии проявляется индивидуализм сознания, стремление к достижениям, самореализации, самосовершенству.

Шестой – плюралистический, экзистенциальный (постмодернистский). На этом уровне рационализм сознания преодолевается путем объединения с чувствами, что является основой партнерских отношений, заботы и доброты. Базовая черта этого уровня – убежденность в том, что существует множество различных, но в равной степени важных подходов к реальности, что всякое знание культурно сконструировано, зависит от контекста, и каких-либо универсальных истин не существует.

Следующие, более высокие (интегральные) уровни сознания свойственны на современном уровне развития общества достаточно малому числу людей. Они достигаются в основном через духовную практику либо проявляются у отдельных людей в виде пиковых переживаний.

Проиллюстрируем различия образов мира, базирующиеся на разноуровневых ядерных структурах на примере исследования оптических иллюзий в двух широко известных в настоящее время экспедиций в Среднюю Азию А.Р. Лурии и К. Коффки. Их результаты характеризуются расхождением выводов между исследованиями Лурии, не обнаружившего оптических иллюзий у неграмотных узбеков, и Коффки, который показал, что у испытуемых в Средней Азии наблюдались все те оптические иллюзии, которые регистрировались у испытуемых в Европе (Ясницкий, 2013).

Пытаясь объяснить это расхождение, К. Коффка обратил внимание на существенную роль установки испытуемых по отношению к экспериментатору и допустил, что другая техника проведения этнографических исследований может дать более валидные результаты. В частности, по наблюдениям Коффки, среди испытуемых можно было выделить две группы: группу непосредственных, наивных в социальном отношении и группу подозрительных, сомневающихся и недоверчивых испытуемых. Первые четко демонстрировали все оптические иллюзии. Примечательно то, что они не относились к эксперименту как к проверке своих способностей и держались с экспериментатором доверчиво, как с равным.

У вторых иллюзии не были зарегистрированы. При предъявлении картинок с иллюзиями они долго и настороженно изучали их, прежде чем высказать решение, проявляли подозрительность и к экспериментатору, и к самому эксперименту. Сам А.Р. Лурия тоже отмечал наличие подобных групп среди испытуемых. С одними, в основном жителями центральных районов, ему было довольно легко устанавливать контакт, с другими, жителями отдаленных кишлаков, очень трудно, а порой невозможно. Вот что Лурия писал: «Нас снова боятся. При приближении все уходят в горы. Женщина-киргизка и паническая реакция: „Не сглазь ребенка!“» (Ясницкий, 2013, с. 22). Во время первой экспедиции он изучал в основном враждебно настроенных жителей отдаленных горных районов, на которых и были получены результаты по отсутствию иллюзий восприятия.

Известная фраза «У узбеков иллюзий нет» – это четкая фиксация базовых структур архаико-магического образа мира, для которых характерно неприятие чужих. А.Р. Лурия пытался «подтянуть» крестьян на свой уровень, а нужно было встать на позиции их уровня. Ошибка была в том, что он не учитывал ядерные структуры образа мира узбеков. Ядерные структуры образа мира самого А.Р. соответствовали научному (критическому) уровню, в то время как у узбеков – архаико-магическому уровню, для которого характерно недоверие к «чужакам», они, с точки зрения людей этого уровня, несут беды для их народа. С их точки зрения, Лурия совершал магические действия и его нужно было обмануть.

А.Р. Лурии не удалось установить с ними контакт, они видели в нем недоброжелателя, рисующего угрожающие им магические знаки, колдуна, который налагает порчу на их детей и от которого нужно как можно скорее избавиться. Этой ошибки избежал К. Кофка, поэтому ему удалось войти в доверие и получить положительные результаты эксперимента по оптическим иллюзиям. Характерные особенности мышления на этом уровне отмечал и Л. ЛевиБрюль.

Таким образом, разноуровневые «карты взросления», задавали в этой ситуации совершенно разные схемы, каждая из которых направляла поведение той и другой стороны. А модальная «грамматика» этих «карт», обусловленных уровнем развития, недоступна сознанию индивида в текущем состоянии жизнедеятельности.

Ядро и периферия

Итак, мы показали роль филогенетически сформированных устойчивых структур образа мира, так называемых «карт взросления», которые определяют способы восприятия, понимания и деятельности индивида в его бытийном пространстве и являются ядерными. И «чувство мира» (С.Д. Смирнов) так же развивается и преобразуется в соответствии филогенетическими ядрами путем включения более высокими формами всех нижележащих структур и видов эмоций.

Однако, как отмечалось выше, выделяются и другие устойчивые факторы, которые также относятся к амодальным и включены в структуру образа мира. Сюда относятся системы значений («пятое квазиизмерение», по А.Н. Леонтьеву), «инвариантный образ мира» (А.А. Леонтьев), семантический слой образа мира (Е.Ю. Артемьева), экспериментально выявленные глубинные измерения образа мира, свойственные большим социальным группам и т.п. В связи с этим представляется удобным выделить два вида амодальных ядерных структур: системы связей («карты»), созданные филогенезом в течение эволюции, и системы связей, созданные социогенезом в ходе культурно-исторического развития человека.

Ядерные структуры, пишет В.В. Петухов, можно определить «как фундаментальные опоры существования человека в качестве сознательного существа, отражающие его действительные связи с миром и не зависящие от рефлексии по их поводу» (Петухов, 1984). Действительно ядерные структуры текущего уровня не осознаются, как не осознается грамматика языка, в тот момент, когда мы говорим. Ребенок, как известно, говорит грамматически правильно, но сам он грамматики не знает. И господин Журден тоже очень удивился, когда узнал, что всю жизнь он говорил прозой. Ядра текущего уровня обеспечивают субъектность человека при взгляде на мир и содержат те общие черты, которые свойственны этому конкретному уровню. Отсюда на каждом уровне развития ядерные структуры разные, и чем ниже уровень, тем менее структурировано ядро.

Однако ядерные структуры предыдущего уровня все же являются доступными осознаванию. Индивид, чья «карта взросления» «перешла» на новый уровень, может понять, что сам он изменился, и вместе с этим изменились и его представления о мире. Это согласуется с известной теоремой Гёделя о том, что описание сложной системы возможно только после выхода за ее пределы.

Содержательное наполнение ядерных структур обеспечивается периферией образа мира. Периферические структуры текущего уровня – это конкретные формы бытия, которые зависят от опыта, поэтому периферия всегда индивидуальна. Соотношение ядерных и периферических структур аналогично соотношению языка и речи: язык (грамматика) – это ядерные структуры (связи). В процессе говорения язык не осознается, но через него мы в значительной мере видим мир. Речевое воплощение относится к периферии. Оно осознается и проявляется в конкретных формах (например, через тексты). Аналогично соотношение фонем и звуков. Фонемы – ядерные структуры, которые мы не осознаем, когда говорим. Но фонемы воплощаются вовне в виде звуков, и у людей из разных мест проживания фонемы могут звучать по-разному, т.е. воплощаться в разных звуковых формах.

Однако, кроме бытийных форм, периферические структуры включают также все предыдущие структурные образования, доступные осознаванию: ядро предыдущего уровня образа мира, которое с высоты текущего уровня становится доступными сознанию, периферия предыдущего уровня, которая, в свою очередь, включает ядро и периферию предшествующего уровня, и т.д. Таким образом, мы получаем рекурсивную структуру образа мира (рисунок 2).

 
Рис.2. Рекурсивная структура образа мира

Вслед за сказанным неизбежно возникает вопрос: не является ли упрощением рассматривать ядерные структуры образа мира с позиции только одного уровня развития, одной «карты взросления», ведь индивидуальное развитие всегда представлено совокупностью отдельных линий – интеллектуального, аффективного, морального, творческого, эстетического развития и других? Чтобы избежать неопределенности в этом вопросе, сразу отметим, что каждая линия развития человека может определяться ядром образа мира того уровня, которого достиг человек в данный момент жизни, т.е. в развитии линий будет присутствовать некая диссинхрония ядерных структур этих линий. Система связей между ядрами различных уровней развития и есть ядро образа мира, а горизонтальный срез по всем уровнями дает схему ядра.

Таким образом, ядро образа мира – это система связей между ядрами основных линий развития на текущем уровне.

О формировании образа мира в онтогенезе

Образ мира в онтогенезе формируется в соответствии с прохождением индивида по уровням развития. На каждом уровне образа мира ядерные структуры – это живая, дышащая, динамически воспроизводящаяся сеть связей между ядрами (аналог нейронной сети) с постоянно изменяющейся периферией, которая тесно связана с бытием и наполняет эти связи содержанием. Сами связи меняются в зависимости от периферии, но являются более устойчивыми. В процессе своего развития человек сам строит периферию, которая способна «раскачать» систему. Тогда возникает ситуация либо кризиса, либо перехода на новый уровень развития. С.Д. Смирнов (1981) подчеркивает, что именно практика, опыт непосредственного взаимодействия с действительностью является источником развития и обогащения образа мира.

Процесс эволюционной трансформации образа мира в контексте неодеятельностной парадигмы позиционируется А.Г. Асмоловым (2008), который показывает три уровня этого преобразования: в биогенезе образ мира порождается как пространство биологических смыслов, в социогенезе – как пространство значений, в персоногенезе – как пространство личностных смыслов (Асмолов, 2008).

Уже с появлением ребенка на свет начинают активно и когерентно влиять и стимулировать активность друг друга процессы его (ребенка) взаимодействия с действительностью и построения образа мира. В ходе этого последнего процесса чувственная ткань образа и биодинамическая ткань движения (Н.А. Бернштейн) становятся первыми «строителями» образа мира. Как отмечал С.Д. Смирнов, при этом биодинамическая ткань движения «является „носителем амодальной схемы мира“», «служит тем организующим началом, скелетом, схемой, благодаря которой мозаика ощущений превращается в целостные предметные образы восприятия» (Смирнов, 1981, с. 28).

Человек не рождается с уже структурированным образом мира. Его образ мира гомогенен, его скорее можно назвать «праобразом» мира. Взаимодействие младенца с миром еще не носит системного характера: хаотические движения, нерегулируемые эмоциональные импульсы, хаос первоначального языкового опыта и проч. – эти первые «следы» его взаимодействия с миром проявляются в виде недифференцированной оценки. И только в процессе усложнения форм взаимодействия с реальностью субъективные оценки действий у ребенка дифференцируются, вступают в связи, формируя структуры образа мира, которые являются основой его дальнейших действий.

Индивид не только фиксирует, но и иерархизирует следы своего взаимодействия с миром в рамках текущего уровня и внутри каждой актуализированной линии развития, постоянно уточняя и создавая образ мира (собственную «карту взросления»). Этот процесс, как показал С.Д. Смирнов, осуществляется вместе с процессом формирования многоуровневой системы гипотез, непрерывно генерируемых человеком навстречу миру (Смирнов, 1981). Поэтому прогностическая функция тоже обеспечивает процесс изменения образа мира в соответствии с основными этапами психического развития в онтогенезе за счет динамики этой системы, показывая, «в каком направлении он (мир. – Т. З.) изменится в близком или более далеком будущем» (Смирнов и др., 2016, с. 10). В этом смысле образ мира включает в себя вектор времени – прошлое, настоящее и будущее человека.

Таким образом, карту бытия на любом уровне формирует сама деятельность, вернее, упорядоченная история деятельностей человека в симультанном единстве с прогностическими ядерными структурами. Последовательность объективно происходивших событий и деятельностей в жизни человека выстраивается в сознании в виде иерархии субъективного отношения к ним, что в экспериментальных исследованиях, как показано в работах Ч. Осгуда, Дж. Келли, В.Ф. Петренко, Е.Ю. Артемьевой, может фиксироваться психологическими расстояниями.

Иерархизация следов деятельностей не всегда происходит непрерывно. При переходе от одного уровня к другому этот процесс может сопровождаться скачками, которые, как правило, происходят неосознанно, часто в результате возрастных и жизненных кризисов, личностно значимых событий и проч. В таких скачках происходит синтез когнитивных и эмоциональных процессов, «образа мира» и «чувства мира» с образованием эмерджентных свойств нового уровня. И только с позиции более высокого уровня человек может осознать качественное изменение прежнего образа мира.

Образ мира: отражение или конструирование?

С тех пор как в психологии начали проявляться и закрепляться идеи конструктивизма, вопрос о роли базовой метафоры отражения в методологии психологического знания стал приобретать полемическую остроту, выразившуюся, прежде всего, в сомнении: а нужна ли вообще базовая метафора отражения? (Петренко, 2002). Отвечает ли она современным представлениям эпистемологии? Один из ответов на этот вопрос – вполне: например, в рамках зоопсихологии имеет место и конструктивистская парадигма, и метафора отражения (Никольская, 2010).

А.Н. Леонтьев, положивший начало изучению образа мира в отечественной психологии, опирался на идею активного отражения, которое дает возможность индивиду адаптироваться к условиям бытия. В то же время он говорил о построении в сознании индивида многомерного образа объективного мира, объективной реальности, существующей как «субъективное полагание», полагание для субъекта» (Леонтьев, 1983).

Сущность «отражательной» функции образа мира достаточно точно выражена В.В. Петуховым, который полагал, что образ мира «отражает тот конкретно-исторический – экологический, социальный, культурный – фон, на котором (или в рамках которого) разворачивается вся психическая деятельность человека» (Петухов, 1984). Но, когда человек сталкивается с необходимостью постановки и разрешения познавательных, практических или личностных проблем, в первую очередь творческих, тогда на первый план выступает конструктивная функция образа мира – процесс порождения новых способов представления реальности (Петухов, 2007).

Таким образом, мы одновременно и отражаем объективный мир, и конструируем субъективный мир, а сам образ мира выступает как универсальный динамический классификатор, интерпретатор и творец будущего – как персональный способ бытия в этом мире.

Отражение проявляется в образе мира как общая способность смотреть на мир с позиции определенного уровня («карты взросления»). В отражении всегда присутствуют филогенетическая часть – активность, определяемая уровнем «карты», и онтогенетическая часть – активность, определяемая индивидуальными факторами развития, что позволяет индивиду постоянно выстраивать и уточнять карту бытия.

Если отражение предполагает активное взаимодействие субъекта и объекта познания, познаваемого и познающего, то при этом объект не обязательно должен быть материальным. Ф.Е. Василюк показал, что «особой чувственной тканью обладает не только предметное содержание образа, но и другие его полюса – значение, смысл и знак» (Василюк, 1993, с. 18). Главное, что при активном взаимодействии мы можем смотреть «на него». Отражение проявляется как способность получать познавательную информацию об этом объекте. Если мы можем смотреть с позиции третьего лица на свои чувства, свое Я, то мы их отражаем, активно познаем. С этой точки зрения понятие «опережающее отражение», выдвинутое П.К. Анохиным, – сначала конструирование образа ближайшего будущего, а потом – взаимодействие с ним (его отражение).

Отражение внутреннего мира позволяет строить его образ (карты), исследовать внутренние территории и изучать их – то, что уже отделено от модальности и не осознается, существует как научная абстракция, можно вскрыть только с помощью исследования, рефлексии: «В образ, картину мира входит не изображение, а изображенное (изображенность, отраженность открывает только рефлексия, и это важно!)» (Леонтьев, 1983, с. 261).

Конструирование всегда предполагает построение новой системы связей, переводящей образ мира на новый уровень развития (или регресс на предыдущие). Оно индивидуально и связано с системой ожиданий и предвосхищений ближайшего и отдаленного будущего. В процессе взаимодействия с реальностью сначала образ мира актуализируется, а затем уточняется, модифицируется (Смирнов, 1985), в процессе чего конструируются новая система связей. Конструирование – это то, что построено разными людьми, имеющими сходные «карты взросления» (в рамках одного и того же уровня развития) из одних и тех же элементов (свойств данного уровня). Элементы конструкции одинаковые, а результат – разный. А.Н. Леонтьев отмечал, что образ мира индивиды и строят, и переделывают, и частично создают (Леонтьев, 1983, с. 254).

В образе мира динамически взаимодействуют активное отражение (как объективный процесс) и субъективное конструирование, интерпретация внешнего и внутреннего мира. Постмодернизм показал, что соотношение между отражением и конструированием аналогично соотношению между абсолютной и относительной истиной.

Понятие отражения – научная абстракция, возникшая в результате обобщения данных об индивидуальных интерпретациях (конструирование). Отражение складывается из исследования конкретных интерпретаций с позиции третьего лица (ОНИ). Мы осознаем только субъективные интерпретации как взгляд с позиции первого лица (Я, Мы), в то время как отражение существует объективно. Возвращаемся к вышеприведенному примеру: понятие фонемы – научная абстракция. Реальный звук – интерпретация, которая зависит от разных причин, например, от региона проживания. Фонема образуется в результате изучения отдельных звуков у разных людей.

В экспериментах А.Р. Лурии по типу «четвертый лишний» и крестьянин, и сам экспериментатор видели одну и ту же реальность в виде экспериментального материала. Но крестьянин интерпретировал предметы со своего уровня. И как ни пытались его направить на Слово «инструменты», он в каждом случае показывал разные интерпретации с точки зрения разных житейских ситуаций, доказывая, что все предметы полезны (Ясницкий, 2013).

Образ мира как продукт, результат – это интерпретация того, что отражается и конструируется. Одно и то же событие интерпретируется по-разному в зависимости от ядерных структур уровня. Например, гром. На магическом уровне он будет интерпретироваться как присутствие духов; на мифологическом – как божественная кара; на рациональном – как физическое явление. В романе Голдинга «Повелитель мух» описывается яркий пример регрессии ядерных структур образа мира подростков на архаико-магический уровень, когда мифико-традиционный уровень еще не освоен. Как только исчезла культура и все достижения этого уровня вышли из-под контроля общества, «карта взросления», определяемая общественными ценностями, подверглась распаду.

Метафора отражения, рассматриваемая в социокультурном контексте модернизма, является одной из базовых объяснительных моделей тех психических явлений, которые требовали изучения на более раннем этапе развития психологического знания. Благодаря этой метафоре в психологии образа сформировался устойчивый фундамент и потенциал для последующих научных достижений в изучении образа мира.

Возникновение идей конструктивизма в изучении образа мира стало одним из индикаторов становления новой эпохи – эпохи постмодернизма. Эти идеи стали новой объяснительной моделью в новом социокультурном контексте. В этом смысле они предстали перед психологией в качестве прогрессивного явления, дающего возможность понять те явления субъективного мира человека, которые открылись в связи с массовым распространением психотерапевтических практик.

И та, и другая метафоры (отражения и конструктивизма) – контекстуальны. Каждая из них в контексте своей эпохи представляет научные результаты «от первого лица» и вносит в общее психологическое знание свою относительную истину. «внимание к контексту… позволяет показать, что абсолют не просто витает в „умном месте“, но наполнен человеческим, культурным, историческим содержанием, которое всегда стремится выйти за свои собственные пределы» (Касавин, 2005, с. 17).

Прогрессивная роль интегрального контекстуализма в том, что он требует принятия и тех, и других. Вопрос только в том, в каком виде? На этот вопрос отвечает главный постулат интегрального аперспективизма: более высокий уровень должен превосходить и включать в себя предыдущий и интегрировать его (а не отвергать и не подчинять). Более подробно механизм этого процесса был изложен нами в предыдущей работе (Зеленкова, 2018).

Заключение

Исследование общепсихологической проблемы образа мира в контексте методологии современного интегративизма и позитивного постмодернизма позволило обозначить некоторые особенности психологического изучения его структурных и функциональных компонентов. В современном контексте стремительного развития междисциплинарных исследований это имеет значение не только для гуманитарных наук, но и для тех отраслей знания, которые занимаются моделированием искусственного интеллекта и человекоподобных информационных систем, обучаемых «общению» с человеком и выполняющих роль «умного помощника».

В данной статье мы рассматриваем образ мира как открытую динамическую неравновесную систему, которая обладает достаточной устойчивостью, но в то же время далека от точки равновесия, что обеспечивает ее развитие и прогностическую способность. Устойчивость системы создает ее ядро (схема, система связей), неравновесность – периферия (поверхность, множество конкретных форм бытия). В процессе онтогенетического развития периферия образа мира способна изменять систему связей ядра. В период подготовки к скачку на новый, более высокий уровень или регрессии на нижележащий вся система переходит в точку бифуркации.

Образ мира как многоуровневая динамическая неравновесная система содержит в свернутом виде вектор времени – настоящее, прошлое и будущее человека. Этот вектор составляет основное содержание ядра образа мира, которое включает схемы всех освоенных к данному моменту так называемых «карт взросления» – устойчивых структур, определяемых филогенезом и схемами (системами связей), созданными социогенезом в ходе культурно-исторического развития человека.

Поскольку каждая линия развития человека регулируется разными уровнями ядерных структур образа мира (имеет разные «карты взросления»), то их (линий и уровней) сочетание является основой для построения типологии индивидуальных схем образов мира, что в перспективе может быть выделено как отдельная исследовательская задача, перекликающаяся с идеей Е.А. Климова (1995) о групповой и индивидуальной относительности образа мира и идеей «разнообразия миров» А.Г. Асмолова (2008).

Ядерные структуры текущего уровня развития амодальны и недоступны для осознавания, в то время как структуры предыдущих уровней при наличии такой задачи могут быть представлены сознанию. На текущем уровне мы можем осознавать только периферические структуры – конкретные формы бытия, зависящие от опыта.

Образ мира имеет рекурсивную структуру, основанную на последовательном включении в зону осознавания периферийных и ядерных структур предыдущих уровней.

Рассмотрение понятия образа мира с позиций основных прогрессивных принципов постмодернистского сознания – конструктивизма, контекстуализма и интегрального аперспективизма – также дает возможность в функциональном аспекте интегрировать метафоры отражения и конструктивизма по отношению к этому понятию.

Литература

1. Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики / Под ред. И.Б. Ханиной. М.: Наука–смысл, 1999.
2. Асмолов А.Г. Историко-эволюционная парадигма конструирования разнообразия миров: деятельность как существование // Вопросы психологии. 2008. № 5. С. 3–11.
3. Василюк Ф.Е. Структура образа // Вопросы психологии. 1993. № 5. С. 5–19.
4. Ватцлавик П. Конструктивизм и психотерапия // Вопросы психологии. 2001. № 5. С. 101–114.
5. Гаськова М.И. Интегральные подходы в теории организации // Регион: экономика и социология. 2007. № 2. С. 239–251.
6. Ениколопов С.Н. Три образующие картины мира // Модели мира / Под ред. Д.А. Поспелова. М.: Российская Ассоциация искусственного интеллекта, 1997. С. 35–40.
7. Зеленкова Т.В. Интегративные тенденции в развитии психологии: от монолога к полилогу // Психологическое знание: Современное состояние и перспективы развития / Под ред. А.Л. Журавлева, А.В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2018. С. 308–368.
8. Зеленкова Т.В. О соотношении общенаучных образцов современного знания и неявных оснований психологических парадигм // Парадигмы в психологии: Науковедческий анализ / Отв. ред. А.Л. Журавлев, Т.В. Корнилова, А.В. Юревич. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012. С. 95–105.
9. Зеленкова Т.В. Прогрессивные тенденции развития психологии в контексте интеграционных процессов в современной науке // Прогресс психологии: Критерии и признаки / Под ред. А.Л. Журавлева, Т.Д. Марцинковской, А.В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 32–62.
10. Касавин И.Т. Контекстуализм как методологическая программа // Эпистемология & философия науки. 2005. Т. VI. № 4. С. 1–17.
11. Климов Е.А. Образ мира в разнотипных профессиях. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1995.
12. Леонтьев А.А. Деятельный ум (Деятельность, Знак, личность). М.: смысл, 2001.
13. Леонтьев А.А. Языковое сознание и образ мира // язык и сознание: парадоксальная реальность. М.: Институт языкознания РАН. 1993. С. 16–21.
14. Леонтьев А.Н. Образ мира // Избранные психологические произведения. В 2 т. М.: Педагогика, 1983. Т. II. С. 251–261.
15. Мазилов В.А. Прогресс на фоне кризиса // Вопросы психологии. 2017. № 6. С. 107–116.
16. Никольская А.В. Теория отражения vs конструктивизм // Вопросы психологии. 2010. № 1. С. 66–77.
17. Падун М.А., Котельникова А.В. Психическая травма и картина мира. Теория, эмпирия, практика. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012.
18. Петренко В.Ф. Конструктивистская парадигма в психологической науке // Психологический журнал. 2002. № 3. С. 113–121.
19. Петренко В.Ф. Конструирование истории // Методология и история психологии. 2018. Вып. 1. С. 15–33.
20. Петренко В.Ф. Личность человека – основа его картины мира // Модели мира / Под ред. Д.А. Поспелова. М.: Российская Ассоциация искусственного интеллекта, 1997. С. 9–23.
21. Петухов В.В. Образ мира и психологическое изучение мышления // Вестник Московского ун-та. Сер. 14. «Психология». 1984. № 4. С. 13–20.
22. Петухов В.В. Определение творческого воображения и основные характеристики его продукта // Общая психология. Тексты. В 3 т. Т. 3: Субъект познания. Кн. 3. М.: УМК «Психология» – Московский психолого-социальный институт, 2007. С. 607–627.
23. Смирнов С.Д. Методологический плюрализм и предмет психологии // Вопросы психологии. 2005. № 4. С. 3–8.
24. Смирнов С.Д. Мир образов и образ мира // Вестник Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1981. № 2. С. 15–29.
25. Смирнов С.Д. Мир чувств и чувство мира // Психологическое знание: Современное состояние и перспективы развития / Под ред. А.Л. Журавлева, А.В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2018. С. 224–245.
26. Смирнов С.Д. Психология образа: проблема активности психического отражения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985.
27. Смирнов С.Д., Чумакова М.А., Корнилова Т.В. Образ мира в динамическом контроле неопределенности // Вопросы психологии. 2016. № 4. С. 3–13.
28. Столин В.В., Наминач А.П. Психологическое строение образа мира и проблемы нового мышления // Вопросы психологии. 1988. № 4. С. 34–46.
29. Уилбер К. Интегральная духовность. Ориенталия, 2013. URL: http://ipraktik.ru/store/ebooks/8-ken-wilber-integralnaya-duhosvnost.html (дата обращения: 21.06.2018).
30. Уилбер К. Интегральная медитация. М.: Рипол-классик, 2017. Ханина И.Б. Образ мира, инвариантный образ мира и обучение профессии // Психология, лингвистика и междисциплинарные связи: Сборник научных работ к 70-летию со дня рождения Алексея Алексеевича Леонтьева / Под ред. Т.В. Ахутиной, Д.А. Леонтьева. М.: смысл, 2008. С. 281–297.
31. Цоколов С.А. Философия радикального конструктивизма Эрнста фон Глазерсфельда // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. «Философия». 2001. № 4. С. 38–59.
32. Ясницкий А. Курт Коффка: «У узбеков есть иллюзии!». Заочная полемика между Лурией и Коффкой // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна». 2013. № 3. С. 1–25. URL: http://www.psyanima.ru/journal/2013/3/2013n3a1/2013n3a1.pdf (дата обращения: 21.06.2018).

[1] Здесь мы используем понятие «перспектива» (взгляд, позиция, система координат), введенное Кеном Уилбером (2013) для обозначения методологических подходов к психологическому исследованию, осуществляемому либо «изнутри», субъектом мировосприятия (перспектива «от первого лица»), либо «снаружи» – исследователем, экспериментатором (перспектива «от третьего лица»). Совмещение этих подходов в одном лице, как показал В.Ф. Петренко (2018), является на данный момент трудноразрешимой задачей.
[2] Решение этой задачи было необходимо в связи с поиском путей политического диалога и путей к взаимопониманию людей разных национальностей и политических взглядов (Столин, Наминач, 1988).
[3] Е.А. Климовым выделяются: дальний план, общий план, средний план, первый план, крупный план, план деталей, оперативный план, которые в разных сочетаниях могут существовать в сознании.