А.В. Торопова, И.Н. Симакова, К.Н. Василевская, А.К. Беданокова Учреждение РАО «Психологический институт», г. Москва

«Проблема музыкальности» представляет собой сложную феноменологию, к которой обращались философы, музыканты, педагоги и психологи. Проявление музыкальности традиционно оценивается по наблюдаемым «жизненным проявлениям»: 1 – по мотивации к музицированию или восприятию музыки, 2 – по достаточно высоким учебным или творческим (композиторским или исполнительским) результатам, 3 – по эмоциональной отзывчивости к музыке (Б.М. Теплов, С.Н. Беляева-Экземплярская, Н.А. Ветлугина). Проблема музыкальности в науке последних 100 лет чаще всего решалась с помощью поиска необходимых и достаточных специфических качеств «музыкального таланта». Таким образом, изучение музыкальности было приравнено к изучению одаренности и специальных способностей. Данный подход представлен несколькими теоретическими моделями структуры музыкальности, разработанными самими музыкантамитеоретиками, композиторами и педагогами и, тем самым, обеспечен глубоким уровнем психологической интроспекции.

Наиболее известными авторами, описывающими феноменологию музыкальности, являются Н.А. Римский-Корсаков, В. Хэккер и Т. Циген, К. Сишор и Б.М. Теплов.

Так, Н.А. Римский-Корсаков выделил в комплексе музыкальности технические (специфические исполнительские способности к игре на музыкальном инструменте или пению) и слуховые (элементарные и высшие) способности (Римский-Корсаков, 1911). В анализе структуры феномена музыкальности у Н.А. Римского-Корсакова уже присутствуют посылки для построения индивидуальных конфигураций музыкальности в зависимости от представленности тех или иных сторон музыкального слуха, чувствований и степени развития отдельных способностей.

В. Хэккер и Т. Циген выделяют пять компонентов музыкальной одаренности: сенсорный (ощущение), ретентивный (память), синтетический (восприятие), моторный (психомоторика), идеативный (мышление) (Тарасова, 1988). Такая пятикомпонентная модель музыкальности предполагает измерение функций музыкальности «на выходе», то есть по продуктам музыкальной деятельности. Этот подход можно считать собственно психологическим к осмыслению феномена музыкальности, его эмпирически-редуцированные варианты до настоящего времени являются главенствующими в музыкальной педагогике и психодиагностике музыкальности.

К. Сишор рассматривал музыкальность как совокупность отдельных несвязанных между собой измеряемых «талантов», которые объединяются в пять основных групп: музыкальные ощущения и восприятие; музыкальное действование; музыкальная память и музыкальное воображение; музыкальный интеллект; музыкальное чувствование (Seashore, 1990). Наибольшее научное изучение после К. Сишора получили такие компоненты его модели, как музыкальная память (Маккинон, 2009) и музыкальный интеллект (Гарднер, 2007).

Классификация, предложенная Б.М. Тепловым, объединяет следующие параметры оценки музыкальности: СЛУХ, ритм, музыкальная память, эмоциональность и логическое мышление (умение вычленить структуру произведения) (Теплов, 1947/2003). Изучение психофизиологических индикаторов музыкальности было начато в лаборатории Б.М. Теплова, и методология основывалась на выявлении свойств высшей нервной деятельности, коррелирующих с музыкальными способностями, проявляемыми в естественных условиях учебной деятельности и оцениваемыми экспертами-педагогами. В рамках данного подхода в лаборатории дифференциальной психологии и психофизиологии Психологического института РАО был проведен целый ряд исследований по проблеме выявления природных задатков, вносящих свой вклад в конечные (деятельностные) проявления музыкальных способностей. В качестве задатков музыкальных способностей изучались типологические свойства нервной системы. Особое внимание было уделено положению Б.М. Теплова и В.Д. Небылицына о роли слабой нервной системы: «слабая нервная система, уступая сильной в пределах работоспособности, имеет перед ней преимущество в том, что обладает более низкими сенсорными порогами», значит, обладает большей чувствительностью (цит. по: Голубева, 2005). Э.А. Голубева отмечает, что полученные корреляции музыкальных способностей с чувствительностью нервной системы позволяют «высказать гипотезу, что… чувствительность может являться одной из природных предпосылок музыкальности» (там же).

Результаты исследований, однако, обнаружили несколько различные «природные предпосылки музыкальности» у испытуемых разных возрастных групп.

• У младших школьников была обнаружена корреляция музыкальных способностей со свойством лабильности нервной системы (Гусева, Медянников, 1985).
• В подростковом возрасте показано, что 90% музыкально одаренных детей (учащихся Московского государственного хорового училища им. А.В. Свешникова) проявляли свойство слабости нервной системы (Левочкина, 1989). Свойство лабильности обнаружило положительную корреляцию с оценками музыкальности, что нашло подтверждение и в других работах лаборатории (Голубева и др., 1985).
• На выборке студентов музыкально-педагогического факультета МГЗПИ были обнаружены корреляционные связи успешности обучения уже со всеми тремя свойствами нервной системы: наиболее успешные по музыкальным дисциплинам студентки проявляли свойства силы, лабильности и активированности (Аминов и др., 1989).

В приведенных исследованиях музыкальность рассматривалась по тем или иным внешним компонентам музыкальной деятельности, и успешность в этих направлениях связывалась с общими свойствами нервной системы. Этот методологический ход, несомненно, внес важнейший вклад в изучение музыкальности как способности к профессиональному обучению музыке. Но существуют и иные аспекты данного феномена, в большей степени связанные с формированием индивидуальных особенностей понимания музыки. Изучение музыкальности как индивидуально-психологической характеристики требует продолжения поиска адекватной методологии.

Так, например, В.Н. Мясищев указывал, что классификация К. Сишора по формальным компонентам способностей не выясняет истинного смысла музыкальности. Он понимал музыкальность как «реактивность на музыку», позволяющую музыке воздействовать на поведение, деятельность, и отдельные реакции человека (Мясищев, 1962). Изучение «психофизиологической реактивности на музыку» – это тот методологический путь, который мог бы привести к новому пониманию сущности музыкальности, связанной с функциональными психическими состояниями и оптимальным или неоптимальным функционированием мозга под воздействием музыкальной стимуляции. Это соображение вместе с концепцией поиска природных детерминант (задатков) не столько всей деятельностной структуры музыкальности, сколько ее внутренних когнитивных кодов – музыкально-образных представлений – привели к постановке новой исследовательской задачи.

Наблюдения, приведенные в научной и педагогической литературе, свидетельствуют, что индивидуальные особенности музыкально-образных представлений могут проявляться в доминировании определенной сенсорной модальности при восприятии. В реальности каждый перцептивный образ включает в себя компоненты разных сенсорных систем чувственного опыта человека, но осознаются и становятся доминирующими в сознании только некоторые из них. На этом основании в психологии появилась типология индивидуальных различий по признакам ведущей сенсорной модальности чувственной ткани (аудиалы, визуалы и кинестетики). Применительно же к проблеме музыкальности Н.В. Морозовой (2005) были выделены следующие типы модальности музыкально-образных представлений: аудиальная, визуальная, кинестетическая, эмоциональная и абстрактная.

Для исследования внутренней когнитивной структуры музыкальности нам показалось весьма перспективнм обращение к модальностям и ЭЭГ-индикаторам сенсорных различий в музыкальных представлениях. Индивидуальные особенности ЭЭГ являются устойчивыми параметрами, которые сохраняются стабильными на протяжении долгих лет (Федотчев, Бондарь, Акоев, 2000). К таким показателям можно отнести тип электроэнцефалограммы, доминирующую индивидуальную частоту альфа-ритма (Лебедев, 2002; Базанова, Афтанас, 2006). Особенности электроэцефалограммы были выделены для прогнозирования интеллектуальных возможностей человека (Лебедев и др., 1997), а также особенностей музыкального восприятия (Petsche et al., 1985; Лебедев, Князева, 1999; Князева, Торопова, 2003). В частности, Т.С. Князевой и А.Н. Лебедевым (1999) было показано, что при восприятии музыки электроэнцефалографические профили точнее отражают музыкальные переживания испытуемых, чем их собственные, часто противоречивые, словесные отчеты и оценки. Вместе с тем, существует четкая зависимость картины ЭЭГ от текущего функционального состояния индивидуума.

В течение 2010 года нами было проведено комплексное исследование на выборке студентов Московского педагогического государственного университета с целью выявления связи доминирующей сенсорной модальности при формировании музыкально-образных представлений с индивидуальными характеристиками ЭЭГ. В исследовании приняли участие 25 студентов 17–25 лет, из них 17 студенток музыкального факультета и 8 студентов психолого-педагогического факультета МПГУ (из них 5 девушек и 3 юношей). Студенты прошли процедуру диагностики типа доминирующей репрезентативной системы музыкальнообразных представлений, возникающих при прослушивании различных музыкальных фрагментов и отдельных фраз (по методике Н.В. Морозовой, заключающейся в анализе возникающего у испытуемых ассоциативного ряда вербальных предикторов и определении частотности и качественного разнообразия слов, относимых к определенной сенсорной модальности).

Распределение типов ведущей модальности в выборке было следующим: 6 человек – визуальная модальность, 9 человек – кинестетическая, 5 человек – эмоциональная, 2 человека – аудиальная (слуховая) и 3 человека – абстрактнологическая модальность.

ЭЭГ регистрировали с помощью компьютерной системы NeuroKM (Россия) с полосой пропускания от 0,5 Гц до 30 Гц. Компьютерная обработка ЭЭГ проводилась с использованием системы анализа и картирования ЭЭГ «Brainsys» (Россия), разработанной А.А. Митрофановым. Статистический анализ полученных данных осуществлялся с помощью программы SPSS 15.0 с применением метода однофакторного дисперсионного анализа.

На первом этапе визуально у каждого испытуемого оценивался индекс альфа-активности в затылочных зонах коры. При представленности ритма более 50% его индекс считался высоким, в остальных случаях – низким. Анализ полученных данных показал, что в группе испытуемых с ведущей визуальной модальностью в 100% случаев регистрировались ЭЭГ с высоким индексом альфа-ритма; в группе с доминирующей эмоциональной модальностью – в 60%, в группе с доминирующей кинестетической модальностью – в 44%.

На следующем этапе был проведен статистический анализ полученных результатов с использованием метода однофакторного дисперсионного анализа. Сравнивались значения логарифма абсолютной (ln АСМ) и относительной (ln ОСМ) спектральных мощностей различных частотных диапазонов в группах с разными ведущими модальностями. Абсолютная спектральная мощность в значительной степени отражает зависимость от амплитуды биопотенциалов, относительная – от соотношения ритмов. Так как численность групп была неодинакова, предварительно проводилась проверка гомогенности дисперсии с использованием критерия Ливена.

Проведенный анализ показал, что при сравнении средних значений ln АСМ различия были выявлены только в высокочастотном бета-диапазоне (20–30 Гц) в центрально-теменных областях полушарий. При этом наименьшие средние значения (то есть наименьшая мощность бета-активности) отмечались в группе с доминирующей кинестетической модальностью. Действительно, наше предположение о том, что доминирование кинестетической модальности связано с преобладающим развитием соматосенсорной сферы, согласуется с полученными данными. Подтверждением этому являются и результаты сравнения групп по средним значениям ln OСМ с использованием метода Шеффе: различия были выявлены для групп с ведущими визуальной и кинестетической модальностями: у последних была больше выраженность тета-активности (4–7 Гц) в центральных отделах коры. Это говорит о большей выраженности процессов торможения в группе с ведущей кинестетической модальностью по сравнению с испытуемыми с визуальной модальностью.

Были обнаружены достоверные различия между группами с визуальной и эмоциональной модальностями в диапазоне 15–20 Гц: выраженность бета1-диапазона выше в группе с доминирующей эмоциональной модальностью, что, по-видимому, может быть связано с изменением соотношения процессов возбуждения-торможения в коре головного мозга в сторону усиления процессов возбуждения у испытуемых с выраженными эмоциональными реакциями в ответ на музыкальное воздействие.

Таким образом, проведенный нами анализ выявил достоверные различия по характеру и параметрам ЭЭГ (абсолютной и относительной спектральной мощности) между группами с разными ведущими сенсорными модальностями, выявленными при восприятии музыки. Данный факт вносит некоторую ясность в понимание качественного своеобразия музыкальности как процесса понимания звуко-интонационной информации, происходящего в разных структурах мозга, в зависимости от доминирующей модальности чувственного распознавания. Это явление позволит предсказывать по показателям ЭЭГ индивидуальнопсихологические особенности музыкально-образных репрезентаций, помогает осмыслить пути развития восприятия музыки у детей с разными «модальными типами» активности мозга, что, возможно, может помочь в выборе направления музыкального образования школьников и студентов и в выработке индивидуальных стратегий обучения музыке.